ПОДПОЛЬНЫЙ КОНВЕЙЕР
Мимо протарахтела фурманка с усатым немцем-ездовым. Зина посмотрела ей вслед и переправила из руки в руку тяжелое ведро с лесной земляникой. Ездовой, сонный, добродушный толстяк, встрепенулся вдруг, остановил короткохвостую чалую кобылку.
— Прошу, фрейлейн, — предложил он улыбаясь.
— Данке!
Зина села рядом с немцем, поставив сбоку ведро, обхватив его рукой. Солдат потянул носом, судорожно глотнул, глядя на ягоды.
— Битте! — сказала Зина, глазами указывая немцу на землянику.
Документы у нее уже дважды проверяли патрули на дороге. Но и впереди могут быть проверочные посты…
— О, много рад! — Солдат запустил в ведро пухлую пятерню, набрал горсть пахучих ягод и заинтересованно покосился на паненку — удивительно яркие, живые у нее глаза!
Парный патруль на перекрестке не остановил фурманку.
Баварская строевая лошадь бежала размашистой рысью, помахивая куцым хвостом.
Зина неплохо знала немецкий язык и всю дорогу от Сергеевки до Плетневки проболтала с немцем, напропалую кокетничая. В Плетневке она слезла. В километре от деревни начинался аэродром — там требовался особый пропуск.
— Очень жаль, фрейлейн, что мы расстаемся навсегда, — рассентиментальничался простак-немец. — Нас сменяют. Завтра улетаем из Сещи в Брянск.
«За пару горстей партизанской земляники, — подумала Зина, — бесплатный проезд и нужные нам сведения. Неплохо!»
Как изумился бы этот солдат вермахта, если бы узнал, что он подбросил на своей фурманке к Сещинскому аэродрому секретаря Дубровского подпольного райкома комсомола!
…Война застала Зину Антипенкову, двадцатилетнюю студентку Ленинградского текстильного института, на родине, в селе Бытошь, Дятьковского района, что лежит к востоку от Десны. Комсомол в лице секретаря райкома, будущего партизана и Героя Советского Союза Владимира Рябка, оставил Зину для подпольной работы в тылу врага. Гитлеровцы сами научили Зину науке ненависти. Отца ее, рабочего цементного завода, они повесили, сестренку расстреляли. Зина ушла в партизаны — в бригаду майора Орлова. В феврале — штаб бригады тогда стоял в освобожденном партизанами Дятькове — комбриг передал ее и другую разведчицу Шуру Чернову в распоряжение старшего лейтенанта Василия Алисейчика.
Алисейчик рассказал Зине и Шуре, что его и радиста москвича Сергея Школьникова послал в тыл врага штаб 10-й армии. Задача: пробраться поближе к Сеще и наладить разведку на авиабазе.
— Это будет очень трудно! — уже по дороге к аэродрому сказала рассудительная Шура Чернова. Она была на целых семь лет старше командира, хотя звала его Дядей Васей. — Ведь мы там никого не знаем!
— Знаем! — ответил Дядя Вася. — В разведотделе мне дали две явки. Я никогда не видел этих людей в глаза, но Большая земля ручается за них: это Дядя Коля — колхозный агроном Никишев — и Аня Морозова… Пароль: «Привет из Дятькова!»
Алисейчик начал создавать разведывательную сеть, установил связь с Дядей Колей, Поваровым и Аней Морозовой. Это Дяде Васе через Поварова передавала Аня Морозова разведданные до весны сорок второго года. Именно ему передавала данные, собранные Женей и Верой, а потом и Венделином. Но в мае Алисейчик и его радист заболели паратифом и были отправлены на Большую землю, а его группа, спасаясь от карателей, на время потеряв связь с подпольем, в июле сорок второго ушла на запад, через Десну, в Клетнянские леса. Вместе со своей подругой Шурой Зина стала разведчицей у Данченкова, первой помощницей Дяди Коли. Весной сорок третьего Зина возглавила комсомольцев Дубровского района, ездила по деревням с беседой, под названием «Кто такой Гитлер?». Девушка пылкая, по-мальчишечьи озорная, она была признанным вожаком комсомольцев. «Кипяток девка!» — с грубоватой нежностью говорили о ней и бородатые данчата.
…Подождав, пока немец на фурманке скрылся из виду, Зина постучала в окошко знакомой избы. Дверь распахнулась, и на пороге появился невысокий вихрастый паренек в голубой рубашке. Это был Ваня Алдюхов. Тот самый Ванька Алдюхов, который злой, ядовитой песней оскорбил однажды Люсю Сенчилину, — теперь-то он знал, с кем и зачем гуляла тогда Люся. Он улыбался Зине своей мальчишеской белозубой улыбкой.
— Малинки не купите?
— Денег нет, а на хлеб поменяю. Заходите.
Зина вошла. Ваня тихо запер дверь на щеколду.
— Давай-ка сюда таз! — Зина высыпала землянику. К стенке ведра крепко прилипла небольшая, с ладонь, коробка, черная, блестящая, будто лакированная, с плоским дном и обтекаемым верхом.
— Что это? — заговорщическим шепотом спросил Ваня, хотя в доме никого не было.
— Мина, — деловито ответила Зина, ладонью смахивая налипшие ягоды с бакелита. — Смотри! — Она приложила мину плоским основанием к внешней стенке ведра, и та, брякнув, прилипла к ней.
— Сильно! — удивился Ваня. — Магнитная?
Зина кивнула:
— Замедленного действия. Тут три Магнитки и к ним три запальных механизма. К дюралю их не прилепишь, а к бомбам — пожалуйста!
— Мала больно, — с сомнением сказал Ваня, осторожно беря мину в руку.
— Мы с Гребешковым, специалистом-подрывником, привязали одну такую в лагере к толстой ольхе, поставили на три часа. Следили по часам: ровно через три часа как ахнет — полствола напрочь вырвало. А если ее к бомбам прилепить? Представляешь? Передашь Яну Большому.
— Есть такое дело! — отозвался Ваня, тряхнув темно-русым чубом. Он усмехнулся: — Здорово, елки- моталки! Партизанская земляника и та стреляет по врагу!
— Старыми минами — нажимного действия, — пояснила Зина, — мы не могли взрывать самолеты, а эти очень удобны. Вот гляди-ка сюда! Мину можно поставить на час, на три часа, на шесть часов, подложить к авиабомбам… Новую разведсводку тебе передали? Отлично! Скажи Яну Большому: пусть передаст кому надо, — торжественно проговорила Зина, — что командование нашей Первой Клетнянской бригады объявило всем нам, разведчикам, благодарность за ценные сведения о противнике.
После подробной инструкции Ваня спрятал мины в подпол.
Вылезая, он тихонько напевал:
