– Ты обиделась на Бориса.
– Не знаю… Наверное у меня нет повода. Точнее повод есть, но я сама виновата. И все же осадок остался очень неприятный. Люди бывают разные. Я вот такая. Мной нельзя командовать, меня клинит, и никакого толку. Мне проще объяснить…
– Я знаю. Но не у всех хватает терпения. Мне кажется, что нельзя из-за личных симпатий и антипатий ставить под угрозу общее дело.
– Общее… – задумчиво произнесла Ольга. – Сейчас я понимаю, что для меня это не очень важно. Куда важнее, что это твое дело. Я помню, что ты обещал отцу и как он на тебя надеялся.
– То обещание давно перестало быть главным мотивом моей охоты.
– Я знаю. Это важно именно для тебя. Поэтому я отдам свою разработку на общее дело. Ведь оно твое в первую очередь. Хотя Борис, конечно, считает иначе. Знаешь, кто ты для него? Опереточный адмирал.
– Зря ты так.
– Не зря. Этот человек… Да, он может довести до ума любое дело. Но он с легкостью переступит ради этого через любого. В том числе и через тебя. Ты для него пилот в первую очередь. А в адмирала он просто дает тебе поиграть. Он капитан. Это для него… важнее охоты.
Я задумался. Что-то в словах Ольги было, но я не верил, что все так уж плохо. Да, Борис, несомненно, человек властный и любящий власть. Но он умеет этой властью пользоваться на благо всех. Это редкое качество. И я его ценил.
– Спасибо… – искренне сказал я.
– За что? – пристально глянула на меня Ольга.
– За препарат. Спасибо не от всех, а от меня лично. И еще… Спасибо за поддержку. Это переоценить невозможно. Это то, что мне сейчас нужно больше всего.
– И тебе спасибо, – мягко улыбнулась она. – Ты меня не бросил… Как тогда, в детстве. Полез за мной, когда я висела над вулканической трещиной.
– Теперь я бы и не туда забрался, чтобы тебя спасти. Но это ладно, это у нас, кажется, запрещенная тема.
Она не ответила. Просто наклонилась ко мне и так нежно поцеловала в щеку, что у меня сладко замерло сердце. Потом она встала, достала из настенного шкафа инъектор и снарядила его ампулами с желтоватой маслянистой жидкостью.
– Это и есть препарат? – спросил я.
– Да. Прототип.
– Тогда посиди тут, я пойду к Борису. Наверное, лучше сначала мне с ним поговорить.
– Спасибо, Андрей.
– Да ладно, – я подмигнул ей и вышел.
Добравшись до капитанской каюты, которая располагалась непосредственно возле рубки, я заметил, что дверь не заперта и даже полностью не закрыта – через щель в коридор проникала полоска света.
– Борис… – позвал я.
– Заходи.
Я сдвинул дверь в сторону и, шагнув в каюту, без приглашения уселся в соседнее с хозяйским кресло за столом.
– Вид у тебя загадочный, – искоса глянул на меня капитан. – Пришло что-то в твою светлую голову?
– На это раз не в мою, – усмехнулся я и рассказал историю создания грибкового дыхательного препарата.
Борис поначалу слушал с недоверием, но потом до него начало доходить, что я не шучу и не брежу.
– Ты хочешь сказать, что препарат можно опробовать прямо сейчас? – спросил он под конец.
– Да. Но его антиаллергенная составляющая пока ведет себя нестабильно. Может сработать, а может нет. Тогда шок под водой.
– Черт… И сколько надо времени, чтобы довести препарат до ума?
– Не знаю, – ответил я. – Но если его создали за считанные дни, то и доводки вряд ли ждать долго.
– Ладно. Тогда общий сбор в кают-компании через пятнадцать минут. Я сейчас объявлю по связи. И уж проконтролируй пожалуйста, чтобы наша героиня дня снова не опоздала.
– Не гони на нее, Борис, – спокойно сказал я. – У каждого из нас есть свой бзик. Все мы немного сумасшедшие. А ее гипертрофированное свободолюбие – тоже психоз. Мания. И никто из нас не имеет права ее осуждать. Нам всем приходится терпеть психозы друг друга, мы все ненормальные. Почему гонениям подверглась только Ольга?
– Ее психоз опасен не только для нее, но и для окружающих, – ответил Борис, сверкнув глазами. – Ты в этом мог убедиться на собственной шкуре.
Я поднялся из кресла, шагнул к выходу, но прежде чем покинуть каюту сказал:
– Мы все опасны не только для себя, но и для окружающих. Подумай об этом. Сама идея Большой Охоты опасна для каждого из нас и для всех вместе. И даже для окружающих. В общем, она ничем не лучше и не хуже Ольгиного маниакального свободолюбия. По большому счету это одно и тоже. Мы хотим свободы от биотехов, а для нее биотехи – лишь частный случай более общей свободы.
