Как…
Просматривая записи, он рассеянно откликнулся на стук в дверь:
— Войдите.
Эволюция, самосознание и отвага под маской… Он поднял глаза и заморгал. Еще думая о Розалинде, он таращился на Макензи.
— Привет, прости, что помешала.
Картер вскочил, задел бумаги, несколько листов спланировало на пол.
— А, ничего. Все в порядке. Я просто…
Они одновременно наклонились, чтобы поднять бумаги, и столкнулись лбами.
— Прости, мне жаль. — Картер взглянул ей в глаза. — Господи, что я несу.
Мак улыбнулась, продемонстрировав ямочки.
— Привет, Картер.
— Привет. — Он взял протянутые ею бумаги. — Я просто намечал главные моменты для дискуссии по Розалинде.
— Какой Розалинде?
— Шекспировской. «Как вам это понравится».
— А, которую в кино сыграла Эмма Томпсон?
— Нет, то «Много шума из ничего». Герцог Фредерик отправляет свою племянницу Розалинду в изгнание. Она переодевается в юношу Ганимеда.
— Своего брата-близнеца?
— Нет, то «Двенадцатая ночь».
— Я их все время путаю.
— Ну, хотя между «Как вам это понравится» и «Двенадцатой ночью» существуют параллели и в замысле, и в сюжете, они заметно расходятся… Прости, я увлекся.
Картер положил бумаги на стол, снял очки, которыми пользовался только для чтения, и приготовился мужественно встретить последствия своих действий.
— Я хочу попросить прощения за…
— Ты уже просил. Ты просишь прощения у всех женщин, которых целуешь?
— Нет, но, учитывая обстоятельства… — Картер, забудь, приказал он себе. — Ладно. Чем могу быть полезен?
— Я заглянула, чтобы передать тебе это. Хотела оставить у секретаря, но мне сказали, что у тебя «окно», и объяснили, где тебя найти. Ну, я и решила передать лично.
Мак протянула сверток в коричневой бумаге и, увидев замешательство Картера, подсказала:
— Мажешь открыть. Это маленький подарок. За то, что Ты позволил мне выговориться и избавил от похмелья. Мне показалось, что тебе понравится.
Картер аккуратно разорвал клейкую ленту, развернул бумагу и увидел фотографию в простой черной рамке. На фоне белого снега и кружевных деревьев ярким пламенем алел маленький кардинал.
— Потрясающе.
— Да, мило. — Мак внимательно смотрела на него. — Одно из удачных мгновений. Вчерашнее раннее утро. Не птица додо, но это наша птица.
— Наша… О, верно. И ты принесла ее мне. — Его лицо вспыхнуло от удовольствия и смущения. — Я думал, ты сердишься на меня после…
— Того, как твой поцелуй отшиб мне мозги? Это было бы глупо. К тому же, если бы я разозлилась, то не стала бы ждать и отколотила тебя, не сходя с места.
— Да, наверное. И все же, я не должен был…
— Мне понравилось, — прервала Мак, лишив его дара речи, и, развернувшись, отправилась изучать помещение. — Итак, это твой класс, где все происходит.
— Да, мой. — Господи, ну почему никак не включаются мозги, и куда подевалось красноречие?
— Я не была здесь целую вечность. Похоже, за это время здесь ничего не изменилось. Обычно говорят, что, когда через много лет возвращаешься в школу, она кажется меньше. А мне она кажется больше. Большая, просторная, светлая.
— Удачный проект. Я имею в виду здание. Открытые пространства и… Но ты говорила в переносном смысле?
— Возможно. По-моему, у нас иногда проходили уроки и в этом классе. — Мак подошла к окнам в южной стене. — Кажется, я сидела здесь и смотрела в это окно вместо того, чтобы слушать учителя. Мне здесь очень нравилось.
— Правда? Мало у кого остаются приятные воспоминания о средней школе. Это эпоха политических интриг и столкновений амбиций, подпитываемых бушующими гормонами.
Мгновенно вспыхнувшая улыбка осветила ее лицо.
— Ты мог бы нанести этот афоризм на футболку. Ну, нельзя сказать, что я обожала академию. Она мне нравилась потому, что здесь были Паркер и Эмма. Я проучилась с ними всего пару семестров. Один в десятом классе и один в одиннадцатом, но все равно мне здесь было лучше, чем в Джефферсон-Хай. Конечно, там училась Лорел, но школа была слишком большой, и мы нечасто встречались.
Мак подошла к нему.
— Даже если отбросить интриги и амбиции, средняя школа все равно останется социальным зверинцем. Но ты вернулся в класс. Держу пари, тебе нравилась каждая минута, проведенная в школе.
— Я здесь выживал. Зануды занимают одну из низших ступеней социальной лестницы, а остальные их попеременно унижают, игнорируют или оскорбляют. Я мог бы написать целый трактат на эту тему.
— И я? — изумилась Мак.
— Написать трактат? А, ты имела в виду остальных. Не замечать и игнорировать — разные вещи.
— Иногда это еще хуже, — прошептала Мак.
— Послушай, нельзя ли вернуться к тому вечеру и прояснить твое «Мне понравилось»? Не могла бы ты уточнить, если я вдруг неправильно понял?
— Не думаю, что ты неправильно понял, — улыбнулась она, — но…
— Доктор Магуайр?
В дверях, не решаясь войти в класс, излучая юность и свежесть, замерла девушка в синей форме Академии Уинтерфилда. От Мак не ускользнули ни яркий румянец, ни сверкающие глаза — явные признаки влюбленности в учителя.
— А… Джули. Я слушаю.
— Вы сказали, что я могу зайти перед уроком поговорить о моей письменной работе.
— Да, конечно. Я освобожусь через минуту и…
— Исчезаю, — сказала Мак. — Если честно, я уже опаздываю. Рада была снова повидаться, доктор Магуайр.
Мак вышла из класса, протиснувшись мимо прелестной юной Джули. Картер догнал ее на середине лестницы, положил ладонь на ее плечо.
— Подожди. Поскольку мы уладили недоразумение, могу я позвонить тебе?
— Да, ты можешь мне позвонить. Или мы можем встретиться после уроков.
— Ты представляешь, где находится «Кофейный разговор»?
— Смутно, но я найду.
— В половине пятого?
— Я освобожусь к пяти.
— В пять. Отлично. Я… увидимся там.
Мак спустилась до конца пролета, оглянулась.
Картер не двинулся с места. Руки в карманах брюк защитного цвета, свободный твидовый пиджак, упавшие на лицо взлохмаченные волосы.
Бедная Джули, подумала Мак. Бедная маленькая Джули, я прекрасно представляю, что ты чувствуешь.
— Ты пригласил ее в «Кофейный разговор»? Совсем свихнулся?
