стола, чтобы, сохранив равновесие, было удобнее таращиться на ее ноги. — Мне нравятся не только булочки, но и твои лодыжки тоже.
Официантка улыбнулась и отошла. Юниор схватил нож и разрезал булочку пополам. Булочка была такой горячей, что из нее шел пар. Юниор, подхватив на кончик ножа взбитое масло из маленькой бумажной чашки, намазал его на булочку.
— Моя мать всегда говорила, что, если у девушки стройные лодыжки, можно быть уверенным, что у нее хорошая фигура. Почему-то только она не рассказала, что существует много интересных способов понять, как устроена женщина. Понимаешь, что я имею в виду?
— Конечно, — ответил Мэнни. Он потягивал из стакана двухпроцентное молоко. Оно было такое холодное, что было больно глотать. Но он все же проглотил.
Юниор, надорвав пластиковую коробочку малинового джема. попытался намазать ее содержимое на булочку, которая неожиданно распалась. Он, торопясь, проглотил джем, запив его молоком.
Мэнни сделал еще один глоток молока из своего стакана. Левую руку он держал под столом, не отрывая пальцев от ручки своего итальянского автоматического ножа. Подняв глаза, он увидел, что Юниор наблюдает за ним. Крепкие его челюсти поднимались и опускались по мере того, как он уничтожал куски булочки. Он ухмыльнулся Мэнни.
— Девушка, которую ты искал, Керли… так, кажется, ее зовут?
— Что с ней?
— Она живет где-то в пригороде с парнем по имени Уолтер.
— Я не знаю никакого Уолтера, — ответил Мэнни.
— И я тоже. — Юниор показал на стакан молока, стоявший перед Мэнни. — Ты собираешься допить это или как?
— Оно очень холодное. Жду, когда согреется.
— Почему ты сразу не заказал теплого молока?
— Ты говорил, что привез записку для меня?
— Мне нравятся заводные, — сказал Юниор. Он слизнул крошки с верхней губы, открыл нагрудный карман и передал Мэнни запечатанный тускло-желтый конверт, сильно попахивавший одеколоном.
Мэнни пытался ногтем надорвать конверт. Юниор сделал протестующий жест.
— Не здесь, пожалуйста. Дай мне возможность сказать «нет», когда Феликс спросит, был ли я рядом, когда ты заглянул внутрь конверта. — Юниор подмигнул Мэнни. — Феликс любит, когда я держу дистанцию и не лезу в его дела, — объяснил он.
Мэнни задумчиво кивнул, подумав, насколько рискованно сейчас зайти в уборную. И тут же решил, что это лучшее, что он может предпринять. Если Юниор что-то задумал, это был самый подходящий способ скрыться.
— Я вернусь через минуту, — сказал Мэнни.
Юниор помахал ему ножом, измазанным джемом.
— Не спеши, насладись моментом.
Мэнни вошел в кабину и вскрыл конверт. Внутри лежало приглашение на воскресный поздний завтрак на ранчо Феликса Ньютона. Дальше следовала инструкция, как одеться «для белого вина». Что это значило, он не знал. Не знал он и где находится дом Феликса. В письме адреса не было. Наверняка не было его и в телефонной книге. Придется спрашивать у Юниора.
Он разорвал конверт на мелкие кусочки и бросил в унитаз. Когда он вернулся к столу, стакан молока исчез, а с ним и Юниор. Но на столе лежала банкнота. Мэнни отдал ее официантке с привлекательными лодыжками. Денег, чтобы доехать до дома, у него было достаточно.
Глава 22
Офис Джерри Голдстайна был пыльным стеклянным боксом в дальнем конце лаборатории криминалистики. Столом ему служила стальная плита, оклеенная неопределенного цвета бумагой, чем-то напоминающая деревянную облицовку. Голдстайн сидел за столом в капитанском кресле, удобно расположившись на мягкой расшитой подушке. Кресло было на колесиках. Оно ежеминутно скрипело, когда он наклонялся, чтобы взять кипу розовых извещений, засунутых под диск телефона. Когда Уиллоус и Паркер вошли, он улыбнулся Паркер и сказал:
— Займусь вами через секунду. Простите.
Уиллоус взглянул на часы. Он легко позавтракал полчаса назад. Стакан молока, тушеный тунец, шинкованная капуста. Но его слегка мутило: что-то, видно, съел испорченное, скорее всего это был тунец. Он погладил живот и сел в складное металлическое кресло, окрашенное в ярко-оранжевый цвет. Не потому ли, мелькнуло в голове, чтобы соответствовать волосам Голдстайна.
Паркер прошла к книжной полке за столом хозяина. На верху полки стояла банка мутного формальдегида. Она вглядывалась в этикетку, приклеенную к банке, но слова так выцвели, что едва просматривались. Она взяла банку, наклонила ее, и тут же тусклый серый ком прижался к стеклу банки и отплыл на середину. Нечто похожее на цветную капусту или связку грибов, соединенных одним стеблем. Пока Паркер вертела банку, Голдстайн тасовал кипу розовых извещений, откладывая те, которые требовали немедленного рассмотрения. Как обычно, он выглядел так, будто только что сошел с обложки модного журнала. Сегодня на нем была светло-серая охотничья куртка с узкими лацканами и накладными карманами, угольного цвета широкие брюки, хрустящая от крахмала белая рубашка с пуговицами стального цвета и блестящий черный кожаный галстук. Верхняя пуговица воротничка была расстегнута, и галстук ослаблен. Все это придавало Голдстайну некую небрежную элегантность. В департаменте он был известен своей коллекцией кожаных галстуков, которые у него были разной ширины и разнообразных расцветок. Он придавал серьезное значение своему внешнему виду, считая, что в какой-то мере выполняет роль визитной карточки. Скрепив наконец кипу розовых извещений, он взглянул на Паркер, которая все еще всматривалась в темную глубину банки.
— Вы что же, никогда раньше не видели человеческого мозга?
Паркер осторожно поставила банку на полку и присела.
— С чего вы хотели бы начать? — спросил Голдстайн у Джека Уиллоуса.
— С оружия.
На столе Голдстайна находилась коробка для обуви, когда-то наверное, в ней, лежала пара башмаков. Голдстайн, сняв крышку, перевернул коробку, вывалив ее содержимое на стол. Осторожно взял в руки нож. На кривом лезвии было несколько небольших меток и зазубрин, испачканных кровью. Кровь была группы «А», резус положительный, и принадлежала мальчишке, лежащему в морге. Голдстайн подкинул нож и тут же поймал его. Оружие было как раз для его руки — подходящего веса и формы. Он взглянул на Уиллоуса, почувствовав его растущее напряжение.
— Необычная конструкция, Джек, — сказал он. — Никогда прежде не видел подобной. Не очень удобен для резания и рубки. Но очевидно, ему предначертано другое назначение. Не находите?
— Да, очевидно, так.
— Но как вы думаете, каково назначение этого инструмента? — спросил Голдстайн и тут же добавил: — Это инструмент для резания свинца.
— Резания свинца? — удивилась Паркер.
Голдстайн повернулся к Уиллоусу.
— В столице есть несколько дюжин поставщиков подобных инструментов. Но его можно заказать и через любой из журналов «Сделай сам». Очень нужный предмет этот нож. Особенно если собираетесь работать с витражным стеклом.
— Где он сделан?
— В Западной Германии. Это углеродная сталь очень высокого качества. Цена на нее около тридцати долларов, если хотите точнее, могу проверить по своей картотеке.
— Есть что-нибудь еще? — спросил Уиллоус.
— На ноже? Нет, ничего.
