плохи, да и всадники промеряли весь путь на глазок, знали где гнать, а где можно и придержать.
Внезапно вихрем рвануло придорожную пыль и по самой кромке травы стрелой мелькнула лошадка Извека, уверенно обгоняя соперников. Те, не чуя подвоха, рванулись вперед, догонять ускользающую победу, но Микулка спешить не стал, потому как с дробным стуком копыт до него донеслось еле различимое 'Не гони!', выкрикнутое задыхающимся от пыли Извеком. Паренек понял все и надежда в его душе вновь взревела гудящим пламенем, раздутым из еле тлеющей головни.
Лошадка Извека пала в начале последней версты, а сам он еле успел отскочить с гостинца, когда хрипло дышащие кони пронеслись мимо. Владимир придержал коня, но было уже слишком поздно – скакун споткнулся от усталости и заковылял мерной рысью, не обращая внимания на удары каблуков в бешенно раздувающиеся бока. Остальные растянулись на полверсты длинной цепью и только Микулка на более свежем коне проскакал мимо, обдав знатных витязей и самого князя целым фонтаном пыли. Чуть ли не с закрытыми глазами сорвал тряпицу с копья и без сил повалился на землю.
– Коня сберегите! – прошептал он челядинам и с трудом поднявшись, направился к Белояну.
Молодой витязь шел на дрожащих ногах, гордо подняв трепещущий на ветру трофей, а Дива встала и оглядела боярских жен с надменной улыбкой.
Народ затих и расступился, Владимир прошел сквозь толпу и как студеной водой окатил всех недобрым взглядом. Тонконогого скакуна нигде не было видно.
Белоян спокойно принял от победителя тряпицу, поднял вверх и рыкнул так, что толпа отшатнулась:
– Так Боги решили! Микула перемог.
– Погоди, волхв! – устало молвил князь. – Нет ли тут волшбы? Боевые скакуны с ног попадали, а деревенская кобыла сдюжила? Может ли быть такое?
– А ты, княже, помысли… Чем по твоему простой люд отличается от княжьего роду? Князья завсегда звезды с небес хватают, живут часто коротко, зато ярко. А народ? Вроде не слышно его, не видно, а живет ведь! Тихо, да уверенно. Сколько княжьих родов сменилось, а народ как был, так и есть. Это, князь, великая сила! Ежели сплотить его, так может и горы свернуть, не поморщится. Боевой скакун быстроног, а кобыла ярмовая выносливей. Тут уж ничего не попишешь, так Боги сложили свет. А если народ веру в тебя сохранит, так горы своротит и в твою славу. Но чтоб силой этой владеть, ты должен запомнить одно колдовское слово – справедливость. Русичи кривду могут долго терпеть, но уж коль припечет… не станут глядеть на то, какого ты роду.
– Пугаешь? – прищурился Владимир.
– Поучаю.
– Ладно, дурных советов я от тебя не слыхивал. – кивнул он и громко обратился к толпе. – Так тому и быть! Перемог славный витязь Микула! Дива, поди сюда. Коль сами Боги вас разлучить не пожелали, то мне и подавно не след. Живите в мире, совет вам да любовь! Пир продолжается, сего дня в честь Микулы. А не хотите ли жертву Лели дать? Заодно бы и свадьбу сыграли.
Толпа одобрительно загудела, а Микулка и Дива радостно взглянули друг другу в глаза.
– Да! – сияя счастьем ответила девушка. – Только не сегодня… Мне надо с отцом перемолвиться.
– Добро! – кивнул князь и жестом пригласил влюбленных следовать за собой. – А пока можно и за пиршеский стол. Победу праздновать надо, чтоб не последней была.
Помня о том, как осерчала Дива, когда он во хмелю, да со свинячей ногой в пещеру ввалился, Микулка на пиру больше ел, чем пил. Но малость все же захмелел, скорее от взгляда прекрасных девичьих глаз, чем от доброго меду.
День прошел в буйном веселье и здравицах, славили победу и победителя, восхищались красотою невесты.
Следом за ним волшебница ночь подкралась на кошачьих лапках, укутала землю покрывалом искристого шелка. Пир затихал, только самые стойкие сидели почти прямо, остальные спали вповалку, кто на лавках, а кто и на полу в обнимку с объевшимися псами. Белоян куда-то пропал, Владимир о чем-то спорил с Претичем, пальцем выводя на столе замысловатые знаки. Микулка взял Диву за руку и переступая через знатных витязей двинулся к отведенной светлице.
– Погоди! – улыбнувшись сказала девушка. – Спешить уже некуда. Должна я тебе важные вещи поведать, а у стен тоже уши бывают, а порою и языки. Пойдем во двор, там никто нам помехой не будет.
Они вышли из терема и звезды запутались в ее густых волосах, у паренька даже дух захватило от того, насколько краше стали знакомые черты лица, словно Дива умылась каплями звездного света и стала… Из просто красивой девки она стала княжной ночи, наполнилась свободной уверенностью и горделивой силой. Микулка себя даже меньше ростом посувствовал.
– Правду баяли… – едва слышно прошептал он. – Такая жена только князю в пору. Только ему ровня. А может и не ровня вовсе…
– Неужто убоялся? – заливисто рассмеялась девушка. – Или думаешь, что только князья счастья достойны? Негоже самому себя на колени ставить! Люб ты мне… Ни на кого я даже глядеть не хотела, от людей сторонилась, а тебя узрела и сердце забилось так… сладостно.
– Но ты стала другая! – паренек глядел на свою невесту восхищенными глазами.
– Раньше и ты был другой. Словно не хотел видеть во мне девицу, смотрел как на родную сестру. А на пиру взглянул так, что я в миг захмелела, хотя мед и не пробовала.
Она снова рассмеялась серебряным смехом, смешавшимся с серебром звезд и обняла его за шею.
– Всякая девка краше становится, когда ее любят.
– Прямо уж всякая… – буркнул Микулка, лишь бы не молчать.
– Непутевый ты! – мягко улыбнулась Дива, отражая в глазах бархат ночи. – Стоишь как истукан. Словно я не невеста тебе.