– Ну а если бы вас действительно замели? – В Женькиных глазах сверкнула ясная, какая-то даже пугающая решимость. – Приказал бы мне сидеть и не высовываться?
– И сидел бы как миленький, – пожал плечами Саша.
– А вот хрена! Честь не позволила бы, а она у меня посильнее твоих приказов.
– Что-что?
– Честь… – уже не так уверенно повторил юноша.
– Ты что, красная девка, которой честь не велит с парнями по грибы выходить? То не позволяет, се не позволяет.
– А для тебя, я смотрю, честь вообще ничего не значит. Как и для Джека. Вы оба – наемники. Делаете лишь то, что на данный момент выгодно. Вам интересно – воюете, заплатили бы, тоже стали бы воевать. Особенно Джек.
– Дурак ты. – спокойно и даже как-то скучно ответил Фролов.
– А тебе лишь бы наехать.
– Не лишь бы. Просто у тебя язык раза в три длиннее ума. Ни хрена не знаешь, а молотишь, как помелом. Хочешь честно скажу? Ты ненадежен, понял? Вот с наемником Джеком я бы в разведку пошел, а с тобой и с твоей честью нет, веришь?
– Да я не очень-то рвусь с тобой в разведку. С Джеком тем более. Для меня высшую цену имеет честь. Ее нельзя измерить ни деньгами, ни даже славой – вообще ничем. Вот ты, спецназовец, скажи мне, если бы тебе дали приказ мочить чеченцев, стал бы?
– А то я их не мочил… – грустно скривился Саша.
– Правильно, потому что гады и террористы. Но ты же не только террористов мочил? Вот тут и важна честь! Несмотря на приказ, знать, кого можно убить, а кого нет. Добро тем от Зла и отличается, что не бьет в спину, а если станет бить, то это уже будет точно такое же Зло.
Фролов грустно вздохнул. «Юношеский максимализм… Раз – и решил проблему, над которой я бился десять лет. Одним махом. Легко и просто».
– Да? – почти спокойно спросил он. – Но ведь у бандитов тоже есть своя честь – воровская. Она им тоже что-то велит, а что-то нет. Но совсем не то, что велит тебе делать твоя, веришь?
– А мне на их честь плевать. У меня есть своя собственная. И она для меня превыше всего.
– В том-то и беда, – совсем расстроился Саша. – В том-то и беда. Значит, безоружного убить нельзя? Что бы он ни делал?
– Можно. Но только без оружия. Если у него нет оружия, то и я свое положу.
– А если он сильнее?
– Все равно. К тому же побеждает тот, кто прав, а не тот, кто сильнее.
– Да? – не на шутку удивился Фролов. – Что-то новое. Но если все-таки победит враг, подонок, гнусный тип, который ходит по улице безоружным, а потом насилует маленьких девочек?
– Такой не может победить. Все эти извращенцы только и думают о собственной заднице или члене. У них нет чести, а значит, не могут они победить.
– Ну а все-таки? – не унимался Саша. – Если он победит, кто от этого выиграет?
– Моя честь, – отрезал Японец. – По крайней мере, на моей могиле никто и никогда не напишет «урод». Я лучше вообще ничего не сделаю, чем сделаю зло.
За окном залаяли собаки, словно стараясь показать, как они исправно несут службу. Наверное, Джек возвращается.
– Значит, пусть себе насилует детей? – Фролов как-то странно сощурился, и сразу стало нехорошо от такого прищура. – Знаешь, что такое твоя честь? Это эгоизм, вот и все. Гадкий и мерзкий. Лишь бы ТЕБЯ не обвинили в том, что делаешь зло, а другие пусть хоть перемрут. Тебе ведь плевать?
– Мне не плевать на тех, чья честь такая же, как у меня.
– А таких много? – почти зло спросил Саша. – Лучше бы было поменьше. Ладно, иди спать. Постелись в пристройке, а то нам с Джеком еще поработать надо, мы тут с ним еще одно подлое дело затеяли. Бесчестное.
– Какое?
– Тебе будет неинтересно. Плевать ведь. У меня честь сильно другая, чем у тебя. У Джека тоже. Так что иди. Всем, кто ложится спать, спокойного сна, – закончил Саша словами Виктора Цоя.
Японец фыркнул, скатал постель вместе с матрасом и, пухнув ногой дверь, направился к темной пристройке. Вскоре за ее квадратным окошком замерцал зыбкий огонек керосиновой лампы, и почти сразу стукнула калитка, зашуршал старый бетон под ногами, нетерпеливо звякнули наполненные пивные бутылки.
– Ты тут без меня не уснул? – поставив пакет в прихожей, спросил Джек.
– С вами тут, блин, уснешь.
– А ты сам виноват. Набрал детский сад, теперь мучаешься.
– И что ты предлагаешь?
– Давно бы бросил этого Японца на фиг, честное слово. Пусть едет в Москву и живет как хочет. С мамой, с папой, без забот и хлопот. – Джек с довольным видом выставил на стол четыре бутылки. – Лично меня он уже просто достал. Сколько ни бейся, а он никак из подгузников вырасти не может. Ты ему маму все
