Долил кипятка – заново заваривать лень, достал чашку, высыпал в нее три ложечки сахару. Заварка, понятное дело, вышла жидкой – подсолнечное масло – и то темнее. Пришлось вылить всю. Сойдет.
Вазочка с печеньем. Сколько ему? Неделя? Две? Какая разница… Забрал с собой в комнату вместе с чаем. Это ужин такой. Ничего не меняется… Двадцать лет…
Из всего лежащего на столе пистолет бросился в глаза первым, хотя к нему как раз можно было бы и привыкнуть. Владислав Петрович почему-то вспомнил о патронах, но доставать не стал. Что за глупость?
Прежде чем разбираться в бумагах, надо упорядочить в голове все, что собрано за день. Собрано много, все разрозненное – друг другу противоречит, а тут еще Саша со своими рефлексами, будь он неладен.
Днем, после неприятного разговора с дедовским замом о задержании Фролова, пришлось вернуться к работе по утреннему делу – больше ничем заниматься не дали, прижимала областная комиссия, требовали работы на месте, даже помогали, на удивление. Поговорил с мальчиком, отчисленным из американской миссии, а потом с другим, которого не отчислили. Мальчиков он выбрал не случайно, боялся, что с девочками говорить будет труднее.
Хотя и с ними пришлось помучиться – четырнадцатилетние подростки не очень склонны делиться секретами со стариками. Хотя кто мог подумать, что будут какие-то секреты? Но вышло именно так.
Следователь вынул из кейса диктофон, чуть отмотал ленту, чтоб не слушать сначала. Это Кирилл, четырнадцать лет, отчисленный:
«– Нас еще в группу не собрали, а уже все было ясно. Кэролайн спрашивала, дружим ли мы с девочками в классе, и тон у нее был такой, словно мы младенцы безмозглые. Даже противно. Девки, конечно, почти у всех есть, только почти никто не сказал – постеснялись. Я тоже не стал говорить – не на исповеди. Но кто сказал, того сразу не стали вписывать в группу. Я тогда уже подумал, что тут какой-то особый прикол, с девками что-то связано. А со взрослыми о них лучше не говорить, только нарвешься. Станут поучать, умные советы давать. На себя бы посмотрели… Грызутся, как крысы, а нам советуют – с той дружи, а эта тебе не подходит. Идут они… Я и маме не стал говорить, что нас об этом спрашивали.
– Почему? – Это Владислав Петрович.
– Да ну ее! Сказала бы, что я опять отмазки леплю, чтоб не ходить на занятия. Она от этой миссии без ума, поспорила на работе, что я поеду учиться в Америку. Это у ней бзик такой. А нам обещали – мол, кто доучится хорошо, те поедут в ихние институты или университеты, что там у них. Ну а мне зачем? Школу бы закончить… Ходил в миссию, чтоб маму не расстраивать. А то она когда злая, ее перемыкает по полной. Не дает гулять, гитару забирает.
– В Америке понравилось?
– А я ее видел? Нас с самолета в автобус и в школу. Кругом степь, даже трава почти не растет, городишко вроде нашего, жарища. Все кругом по-английски базарят, да так, что не разобрать ничего. У меня к обеду даже голова разболелась – половину понимаешь, половину додумывать приходится, словно уши забились. Ходишь, как дурак. Зато кормили от пуза. Но удовольствия мало – надо было вилку в левой руке держать, нож в правой, хлебом подливку не вымакивать… А потом всех, чуть не строем, мыть руки и зубы чистить. Вот радость… Так у них, оказывается, после каждой еды зубы чистят. Это, говорят, богу угодно.
– А что за бог?
– В смысле? Бог как бог. Только молятся не по-нашему.
– И что, город вам не показали?
– Да что там смотреть? У нас хоть памятники есть, а у них вообще ничего. Дома и пыль на дорогах. Шериф прикольный был, в шляпе. Дал в машине посидеть.
– Что это был за штат?
– Не написано. Но Кэролайн говорила, что Юта.
А вечером был бал. Это они его так называли. Потом до меня дошло, что из-за этого бала нас и перли через океан. Ну, с девками знакомиться. Печеньем угощали, играли в фанты, индейку жарили, жрали попкорн. Скукотища.
– У них что, своих парней нет?
– А я знаю? Нам вообще ничего не показывали.
Жили в школе, днем ели, в мяч играли, запускали самолетик с моторчиком, а вечером бал. Многие познакомились с девками ихними, но днем их не приводили, только вечером.
– Тебе ни одна не понравилась?
– Да что я, чокнутый? Они там будто примороженные, несмотря на жару. Ходят, как куклы, сидят, улыбаются. Не разобрать, что говорят. На фиг, думаю, мне та миссия, переживет моя маман и без университетов американских.
– В смысле? Вам что, сразу сказали, что кто не знакомится, того отчисляют?
– Не… Не сразу. За три дня до отъезда, когда видать было, кто познакомился, а кто нет. Я их послал с их угрозами. Вот и отчислили…»
Владислав Петрович выключил диктофон. «Вот оно как… Сводничество в международных масштабах. Интересно, зачем? Кому оно надо? В американский альтруизм не верится, да и странный получается альтруизм. Так, надо это взять на заметку, за это миссию можно хорошо пришпилить. Кирилл сказал, что между познакомившимися в Америке ведется интенсивная переписка, преподаватели проверяют письма, как домашнее задание. Так что доказательства собрать можно.
Но что нам это дает по ночному выстрелу? Ну не вяжутся концы с концами…
Что вообще может дать убийство одного из преподавателей миссии? По большому счету, ничего. Миссия как работала, так и будет работать. Или тут дело в конкретном человеке? Это один из вариантов, но у меня пока нет материала, чтоб его рассмотреть. Нужно собрать досье на этого Алекса – чем занимался, за что отвечал, какие предметы вел.
