Ошеломленный ее яростным отпором, он примиряюще поднял руку и сказал:
– Я только поинтересовался, на что можно меньше, чем за месяц, истратить такую сумму.
– На что угодно! На булавки! – Она вернулась к столу. – У меня были расходы… И еще я купила себе платье.
– Двести тысяч на еду и платье?
– У меня были долги… Почему я должна отчитываться перед тобой? Этого нет в контракте.
Он понимал, что за ее внешней резкостью скрываются совсем иные чувства – стыд, ощущение вины, уязвленная гордость, а потому старался говорить как можно мягче и спокойней.
– Ты не обязана мне ничем. Я просто спросил. Не хочешь, не говори, и покончим с этим.
Но теперь уже она не могла молчать о том, о чем раньше не хотела говорить – чтобы не вмешивать его, постороннего, в сущности, человека, в ее болезненные семейные проблемы.
– Я купила дом для своей матери, – выдавила она, не глядя на Рогана. – Чего она никогда не простит мне. И его нужно было обставить, иначе она забрала бы у Брианны все до последнего гвоздя. Кроме того, необходимо было нанять компаньонку, купить им небольшую машину. А также дать денег на жизнь. На несколько месяцев. – Она продолжала говорить как бы в пространство. – Я также выплатила залог за дом, в котором живет Бри. Она очень разозлилась, что я сделала это, но ведь я должна. Отец тратил на меня семейные деньги, когда я училась в Венеции.
Теперь я выполнила свое обещание, которое дала ему, и мне стало легче. Если стало… После долгой паузы Роган сказал:
– Итак, подведем итог. Ты купила матери дом, обставила его, купила машину, наняла компаньонку. Потом выплатила залог за дом Брианны, чем та была недовольна, и дала денег на несколько месяцев жизни матери и ее компаньонке. Так? И на то, что у тебя осталось после этого, ты купила себе платье.
– Да. Ну, и что здесь особенного?
Она смотрела на него с прежней яростью во взгляде, но в глубине этого взгляда была мольба понять ее и не осуждать за разрыв с матерью, а пожалеть.
Ему же, в свою очередь, очень хотелось приласкать ее, сказать, что он восхищается ее великодушием, ее преданностью семье. Но он сомневался, что она захочет принять его сочувствие или одобрение.
– Я понял, – сказал он и налил себе еще кофе. – Спасибо за разъяснение. Посмотрю, какой можно будет выдать аванс.
Он поздно сообразил, что совершил непростительную ошибку. В ее ответе послышались шипящие змеиные звуки.
– Мне не нужен ваш чертов аванс! Я заработаю себе на пропитание и без него.
– Не сомневаюсь, Мегги. Это не благотворительность с моей стороны и не подкуп, а нормальная форма деловых отношений.
– Мне она не подходит. Я не для того избавилась наконец от долгов, чтобы снова залезать в них.
– Господи, как ты упряма и горда. Но я бы назвал это не гордостью, а гордыней. Что ж, тогда я предлагаю другой вариант. К нам поступило несколько предложений о покупке твоего «Поражения». Но я их все отверг.
– Отверг? Почему?
– Ты же не хотела продавать эту работу.
– Ничего подобного. Я уже отвыкла от нее.
– Тогда, значит, мы можем…
– Сколько за нее предлагали?
– Последнее предложение, кажется, тридцать тысяч.
– Фунтов! И ты не согласился? Вы там все с ума сошли, что ли? Да на эти деньги я бы могла жить и работать больше года! Конечно, для тебя они ничего не значат…
– Успокойся. – Он сказал это так обыденно, вскользь, что она в самом деле притихла. – Я отказался продавать эту вещь, потому что хотел купить ее сам. И теперь обязательно куплю, но она будет по- прежнему частью нашей экспозиции для показа в других галереях. Предлагаю за нее тридцать пять тысяч.
– Почему? – спросила она, сама не узнавая своего голоса.
– Потому что неэтично мне покупать за ту же цену, которую предлагал клиент.
– Я спрашиваю, почему ты хочешь купить ее? Он терпеливо ответил, но с лукавым огоньком в глазах:
– Мне нравится эта работа, а кроме того, когда я смотрю на нее, она всякий раз напоминает мне, как мы первый раз любили друг друга… Ты не хотела расставаться с ней, я знаю. Ты и не расстанешься – она будет наша.
– Я не хочу, чтобы ты платил за нее, – медленно сказала она. – Мне будет приятно знать, что она твоя.., у тебя. Без всяких денег.
– У нас, – подчеркнул он.
– Хорошо, у нас, – согласилась она со вздохом. – Я не могу на тебя злиться, не могу спорить. Ты всегда побеждаешь. Наверное, поэтому я назвала ее «Поражение». С моей стороны… Но есть вещи, с которыми я не соглашусь. Я говорю опять о деньгах. Вопрос о них всегда был как открытая рана в нашем доме. Их постоянно не хватало, отец обладал умением упускать из рук даже заработанные, а мать каждый раз устраивала ему скандалы. Поэтому я их боюсь, Роган. Боюсь и ненавижу, хотя понимаю, как они нужны. –
