Два ствола
Ненавижу просыпаться от яркого света. Особенно с похмелья. Вообще просыпаться ненавижу в последнее время. А в этот раз было особенно тяжело – день за окном хоть и пасмурный, но глаза так и ломило от света. Похоже, Катька нарочно не задвинула жалюзи, чтобы таким садистским способом привести меня в чувство. Она это может. Она ненавидит слабость, чем бы та ни была вызвана. Катька ведь у нас сильная.
На мне была помятая рубашка и брюки – видимо, раздеться ночью уже не смог. Давненько так нажираться не приходилось. Кряхтя и тихонько ругаясь, я поднялся с кровати, ощущая себя начинающим космонавтом после испытания на центрифуге. Вообще-то с текилы такого похмелья не бывает – проверено. С текилы наутро наступает расслабленность, милая и беззаботная, как летний ветерок, шуршащий за окном в липах. Но мы с Бабуином закончили уже не текилой. Память выдавала воспоминания смутными урывками, но вроде бы после трех часов ночи текилу давать перестали и мы перешли на водку. Водка была спонсорская, на таких мероприятиях другой не бывает, а дареному коню… Не пойму только, какой прок спонсорам с подобной проставы, если я не то что марку водки не помню, а не помню даже, с кем мы ее допивали. Девки какие-то к нам подрулили, кажется. Катька вроде кого-то топила в бассейне. В общем, было что надо. Под конец – это я помнил отчетливо – мы с Бабуином ползали по танцполу на карачках и выли, как волки. Бабуин укусил за ногу модную теннисистку, она пыталась возмутиться, но ее уволокли охранники. Ну кто такая теннисистка? Сегодня одна, завтра другая. А Бабуин, он – вечный. Его обижать нельзя. Ему, может, одна только радость и осталась в жизни – укусить кого-нибудь за ногу.
Я толкнул дверь спальни и босиком проковылял в гостиную. Рана на спине неприятно саднила, внутренняя поверхность черепа болезненно ныла на каждом шагу, а в мозгу пульсировали какие-то плотные участки. Телевизор работал без звука, значит, Катька его недавно смотрела. Я начал искать ее по следам. Стакан недопитого тоника нашелся на кухне с пятнышком темной помады на краешке. Запах дезодоранта обнаружился в ванной. Только что вымытые фрукты оказались в тарелке, еще блестящие капельками воды. Затем я додумался взять мобильник и позвонить. Длинные гудки.
– Проснулся? – раздался Катькин голос в трубке.
– Да. Ты где?
– По дороге в аэропорт. Я позвонила Ковачу и согласилась на гастроли.
Мне снова захотелось завыть, но я удержался.
– Могла бы хоть попрощаться! – грустно сказал я.
– Ты спал. Саш, я вчера поняла, что мне обязательно надо ехать. Это как у летчиков, знаешь. Если не летать пару месяцев, то неба уже не видать. Все. Будет полная потеря квалификации. А я скисла, честно признаюсь. Но так нельзя. Кроме того, что все вокруг уроды, мне ничего петь не мешает. Но твоя Зинаида права – уроды не все. И я буду петь.
– Ты права, – ответил я. – Но я бы мог поехать с тобой.
– Нет. Мне надо с этим самой разобраться. Это для меня очень важно. К тому же у тебя тоже осталось важное дело.
– С этим делом справятся ребята Эдика.
– Хорошо, если так, – ответила Катька.
Я вздохнул и спросил:
– Кого ты вчера топила в бассейне?
– Забей. Сучка одна к тебе клеилась по пьяному делу.
– И каков результат?
– Она выжила, – усмехнулась Катька. – Ты там не вешай нос без меня, ладно?
– Попробую. Но кастинг я один проводить не буду.
– Зря. Откровенных бы уродов отсеял, мне потом легче было бы. И время идет.
– Ладно, с уродами разберусь. Ты надолго?
– На неделю. Максу звони, ему будет приятно тебя услышать.
– Хорошо.
– Ну ладно. Целую. – Катька звучно чмокнула. – Обещаю звонить каждый день.
– Я настрою приемник, чтобы слышать твой голос, – ответил я нашей кодовой фразой, но она уже не услышала, положила трубку.
Это была фраза из ее песни. Я часто повторял ее год назад, во времена Катькиных бурных гастролей. Тогда на любой волне можно было услышать песню «Расстояния», она и до сих пор еще не совсем вышла из моды. Воспоминание о тех днях яркой вспышкой озарило память, и я вдруг понял, что тогда мы были намного счастливее, чем теперь. Но, может, что-то можно вернуть?
«Нельзя, – жестко ответил я сам себе. – В одну реку не входят дважды».
Я плюхнулся на диван, и снова стало тоскливо. По телевизору рекламировали очередное средство для похудания. Я порадовался, что Катька перед отъездом выключила звук. Но даже без звука было жалко актеров, которых снимают сначала худыми, а затем непомерно раскармливают, чтобы показать фотографии в обратном порядке. Потом пошла реклама нового японского внедорожника. Следом реклама пива. За ней реклама снятия порчи. Особенно мило выглядела на экране строчка о письменной гарантии отворота. Под конец крупная надпись: «Результат – от полного безразличия до сильнейшего отвращения между любовниками».
«Во как, – подумал я. – Написано, как отрезано».
Показали рекламу гомеопатического средства. В голове мелькнула мысль составить словарик действительного значения терминов на телеэкране. В голове от похмелья было тяжело, но мысль в воспаленном мозгу засела устойчиво, и я принялся скрипеть мозгами, составляя фразы.
