«О той бабе. Она хотела тебе передать привет не от матери, а от себя. Где ты успел ее подцепить?»
«Это подруга детства». – Я невольно начал оправдываться.
«Зачем тогда врал?»
«Чтобы ты не мучила меня вопросами».
«Значит, вы с ней трахались?»
«Какая разница? Мы с ней не виделись почти четыре года. Когда ты трахаешься с кем попало, я не устраиваю истерик».
«Зачем ты мне грубишь? Уходи. Я не хочу с тобой говорить».
Я не знал, что делать. При всех недостатках Молчуньи я к ней привык, и назревающий разрыв застал меня врасплох.
«Извини», – попробовал оправдаться я.
«Уходи. И вот это забери, – она швырнула мне под ноги записку от Леси. – Не хочу с тобой раговаривать. Дрочи теперь на эту бумажку».
Она залезла обратно под броневик, а я стоял и обдумывал, как быть дальше.
– А какого вообще дьявола? – шепнул я, чувствуя, как обида во мне переплавляется в злость. – Да пошла ты к черту!
Я поднял записку и двинулся к океану. Мне хотелось поскорее оставить за спиной обиды и неудачи прошедших суток, я спешил остаться наедине с прибоем и с ветром, чтобы только с ними поделиться содержанием Леськиного послания. Забравшись в скалы недалеко от мыса, где жил Долговязый, я отдышался и только после этого развернул записку.
На старом, затертом и исчерканном листе было написано тонким Леськиным почерком: «Рома, я без тебя очень скучаю. Я поняла, что была не права, отговаривая тебя от поступления в учебку охотников. У каждого свой путь, я это только теперь осознала. Но если у тебя будет возможность соединить свой путь с моим, подумай, прежде чем упустить ее. Сегодня я узнала, что меня направляют на плавучую станцию «Тапробани», она дрейфует в пятистах милях к югу от Шри-Ланки. Если будешь в Индийском океане, дай о себе знать. Я люблю тебя так же, как раньше. Леся».
Я перевернул записку и увидел набросанную рукой Жаба декомпрессионную таблицу.
Похоже, этот истрепанный лист был вознаграждением за все пережитые мной несчастья.
Тревога
В одиннадцать часов тягач подогнал к ресторанчику фургон Артура, и мы с Пасом решили купить съестного для Викинга. Таскать еду с камбуза было глупо, поскольку сразу бы нашлись страдающие повышенным любопытством, а в деньгах недостатка мы теперь не испытывали. Понятное дело, что про чудесное обретение декомпрессионной таблицы я приятелю не сказал, подыскивая удачный момент, чтобы это выглядело наиболее эффектно. Пока фургон разгружался, мы решили проведать Викинга и попытаться выяснить его планы.
Дойдя до рощи, Пас крикнул:
– Это мы с Копухой!
Мелкие птицы поднялись с верхушек деревьев и закружили в выгоревшем от солнца небе. Нам никто не ответил.
– Похоже, старая акула сменила дислокацию, – произнес я. – Причем не посоветовавшись с нами.
– Как бы он нас не подставил, – нахмурился Пас.
Я не особенно удивился, когда в центре рощи мы никого не нашли.
– На острове не так много мест, где можно спрятаться, – заметил Пас.
На самом деле таких мест было пять – музей, свалка старой техники в автопарке, старый химпост, откуда съехали биологи, дальний мыс с дюнами и мыс, на котором жил Долговязый. Про первые три шхеры надо было знать заранее, так что они отпадали, на мысу у Долговязого гражданские поднимут тревогу, если встретят незнакомца, а вот про дюны мы рассказали Викингу сами.
– Он на дальнем мысу, – Пас пришел к тем же выводам.
– Барракуда его дери! – разозлился я. – Мало нам своих проблем?
– Не горячись, – сказал Пас. – Больше всего проблем всегда возникает перед серьезными переменами к лучшему.
– Философ, – отмахнулся я. – Ладно, надо перекусить, взять жратвы для Викинга и идти в дюны.
Проходя мимо стадиона, мы увидели Рипли – она выделывала немыслимые вещи на турнике, выгоняя из организма остатки задержавшегося там за последние месяцы алкоголя. Рядом стоял портативный приемник со спутниковой антенной.
– Капканы ее вылечили немного, – улыбнулся Пас. – Моя рука не зря пострадала.
– Да уж, это сработало лучше сушеной торпеды.
Спрыгнув на землю, Рипли поманила нас. Мы спустились к турнику, и я невольно прислушался к приемнику. Диктор говорил по-английски о новом проекте суборбитальных пассажирских линий.
– Куда направляетесь? – спросила Рипли.
– В кабак.
– Денежки завелись?
