автомобиль. Зрелище было впечатляющее. Передней части, можно было смело сказать, больше не существовало. Почерневший металл оплавился и спаялся. Над машиной все еще курилось облачко рассыпавшегося в пыль стекла.
– Господи боже милостивый! Это похоже на…
– Это похоже на попадание ракеты малой дальности, – закончил за нее Бакстер. – Ты бы уже превратилась в поджаренный гренок, если бы она ударила прямо в лобовое стекло, а не снесла радиатор боковым ударом. Я как раз ехал в управление, когда увидел вспышку. Раздался грохот, и машина – твоя машина – перелетела прямо через мою. Она описала дугу, трижды перевернулась в воздухе и завертелась, как волчок. Пропахала пару гражданских машин, уничтожила тележку торговца, вылетела на тротуар, слетела обратно на мостовую и врезалась в автобус, как торпеда.
– Есть жертвы среди гражданских?
– Я не знаю.
Судя по всему, жертвы все-таки были. Ева слышала крики и плач. Соевые хот-доги, банки с безалкогольными напитками, леденцы и шоколадки раскатились по тротуару.
– Пристяжной ремень держался до последней секунды. – Ева рассеянно стерла струйку крови, стекавшую по виску. – Если бы он лопнул раньше, один бог знает… Жесткий каркас крыши тоже сыграл свою роль, иначе нас просто сплющило бы, как пакет из-под молока. Больше всего пострадала пассажирская сторона. Да, ему больше всех досталось.
Бакстер следил, как медики надевают на потерявшего сознание Спарроуза шейный корсет.
– Твой друг?
– Нет.
– Кто из вас вызвал огонь на себя – ты или он?
– Хороший вопрос.
– Тебе надо показаться врачам.
– Да, наверное. – Боль постепенно проникала в сознание, вытесняя шок и первоначальный выброс адреналина. – Хотя я их терпеть не могу. Честное слово. А знаешь, что хуже всего? Парни из отдела снабжения устроят мне выволочку. Они всю вину возложат на меня, а потом в наказание дадут мне самую дрянную тачку из всех, что у них найдется.
Ева, прихрамывая, добралась до тротуара и села на краю среди обломков крушения. Медика, направившегося к ней с набором первой помощи, она встретила людоедской усмешкой.
– Попробуйте только подойти ко мне со шприцем, я вас на ноль помножу!
– Хотите, чтоб вам было больно, воля ваша. – Врач пожал плечами и открыл набор. – Но дайте хоть взглянуть.
Домой ее отпустили только через два часа, да и то пришлось просить Бакстера ее подвезти, так как ей самой запретили садиться за руль. Впрочем, поскольку садиться ей было не за что, выполнить распоряжение оказалось нетрудно.
– Кажется, по сценарию положено, чтобы я теперь попросила тебя угостить меня выпивкой или что-то в этом роде.
– Верно, но давай перенесем этот обряд на другой раз. У меня свидание, и я уже опаздываю.
– Что ж, спасибо, что подвез.
– И это все, что ты можешь сказать? Значит, ты и впрямь в плохой форме. Прими таблетку, Даллас, – посоветовал он, пока она, морщась от боли, выбиралась из машины. – И поспи немного.
– Да я в порядке. Иди обслуживай свою красотку.
– Вот это уже больше похоже на тебя. – Он жизнерадостно усмехнулся и укатил.
Ева, хромая, вошла в дом, но прохромать незамеченной мимо Соммерсета ей было не суждено. Он смерил ее с головы до ног презрительным взглядом и фыркнул.
– Я вижу, вам удалось уничтожить еще несколько предметов одежды.
– Нуда, я решила проверить, что будет, если разорвать и поджечь их прямо на мне.
– Полагаю, ваша машина аналогичным образом пострадала, раз ее нет в наличии.
– Да, она превратилась в груду лома. Хотя почему превратилась? Она всегда такой была.
Ева направилась к лестнице, но дворецкий преградил ей дорогу. Нагнувшись, он подхватил кота, норовившего вскарабкаться по ее ноге.
– Ради всего святого, лейтенант, воспользуйтесь лифтом. И примите болеутоляющее добровольно, пока вас не заставили силой.
– Я поднимусь пешком. Мне надо размяться, а то я вся закостенею и стану похожа на вас.
Ева знала, что это глупое упрямство, но все-таки начала подниматься по лестнице. Хуже всего было то, что, если бы он не подстерегал ее у входа, она сама, без всяких просьб, воспользовалась бы лифтом.
К тому времени, как Ева добралась до спальни, пот катился с нее градом, поэтому она просто сорвала с себя остатки одежды, швырнула оружие и рацию на постель, а сама со стоном поплелась в душ.
Мягкие струи теплой воды обожгли, а потом успокоили ее. Ева уперлась руками в стену, подставила голову под воду и смогла наконец расслабиться.
За кем же они охотились? За ней или за Спарроузом? Сама Ева ставила на себя. Спарроуз и оказавшиеся на линии огня гражданские лица на языке ОБР считались бы всего лишь «побочным ущербом». Но почему, если уж кто-то решил изъять ее из обращения, они подошли к заданию столь халатно?
