кофе, Каро поджала губы. – Представьте себе, она оплакивает его! Не понимаю, как она может его оплакивать при сложившихся обстоятельствах. Но горе не сломит ее. Риву тоже нельзя назвать недотрогой. Я всегда старалась воспитать ее сильной. Но она получила тяжелый удар. Страшный удар. И она напугана. Мы обе напуганы. – Она раздала всем кофе и поставила на столик блюдо тонких золотистых галет. – Должно быть, вы и мне хотите задать какие-то вопросы. Вы не могли бы начать с меня? Мне бы хотелось, чтобы она еще немного отдохнула.
– Ну, хорошо. Расскажите мне, что вы думали о Блэре Бисселе.
– Что я думала о нем до сегодняшнего утра? – Каро поднесла к губам чашку с тонким цветочным рисунком. – Он мне нравился, потому что моя дочь его любила. И мне казалось, что он тоже ее любил. Но я никогда не испытывала к нему тех чувств, которые надеялась испытывать к избраннику моей дочери. Я понимаю, в настоящий момент вам это может показаться… слишком удобным совпадением, но тем не менее это правда.
– Почему? Почему вы не испытывали к нему этих чувств?
– Хороший вопрос. Но на него трудно дать вразумительный ответ. Мне казалось, что, когда Рива выйдет замуж, я буду любить ее мужа как родного сына. Но этого не произошло. Блэр казался мне приятным и остроумным собеседником, умным и тактичным. Но… холодным. Внутренне холодным и расчетливым. – Каро поставила чашку на столик, так и не прикоснувшись к ней. – У меня было заветное желание, тайная надежда, которой я никогда не делилась с Ривой. Я надеялась, что, когда они подарят мне внуков, я наконец сумею полюбить Блэра как сына.
– А как вы относились к его… творчеству?
– Мне ведь полагается отвечать правдиво, не так ли? – На одну секунду в глазах Каро промелькнула веселая искорка. – Раньше я не могла говорить об этом правдиво. Так вот, его работы всегда казались мне нелепыми до абсурда, иногда – отвратительными и очень часто – непристойными. Но у меня консервативные вкусы. Его работы пользовались большим успехом.
– Рива производит впечатление городской жительницы. Я, признаться, удивилась, узнав, что она живет в загородном особняке.
– Это было желание Блэра. Большой дом, выстроенный в его собственном стиле. Признаюсь вам, мне было больно, что она живет так далеко от меня. Мы с ней всегда были очень близки. Ее отец не принимал участия в нашей жизни с тех пор, как ей исполнилось двенадцать.
– Почему?
– Он предпочитал других женщин. – Каро произнесла эти слова без малейшей горечи. Вообще без следа какого бы то ни было чувства. – Увы, мою дочь, по-видимому, привлек мужчина того же типа.
– Было время, когда она жила гораздо дальше от вас, чем сейчас, – заметила Ева. – Когда работала в Секретной службе.
– Да. Ей хотелось расправить крылья. Я страшно гордилась ею, но не могу вам передать, какое я испытала облегчение, когда она оставила службу и вернулась на исследовательскую работу. «Тихая гавань», – сказала я себе. – Губы Каро задрожали. – Я думала, тут моей девочке ничто не угрожает…
– Рива когда-нибудь говорила с вами о своей работе?
– Что? Ах да, конечно. Время от времени. Ведь нам с ней нередко приходилось иметь дело с одними и теми же проектами.
– Она обсуждала с вами проект, над которым работала в самое последнее время?
Каро вновь взяла свою чашку, но Ева заметила, как на мгновение расширились ее зрачки.
– Видите ли, Рива работает над несколькими проектами одновременно…
– Вы знаете, что я имею в виду, Каро.
На этот раз между бровей у Каро появилась вертикальная складочка, она бросила быстрый растерянный взгляд на Рорка.
– Я не вправе обсуждать рабочие проекты «Рорк индастриз». Даже с вами, лейтенант.
– Все в порядке, Каро. Лейтенанту известно о «Красном коде».
– Вот как? – Каро пожала плечами. – Я действительно в курсе определенных деталей всех проектов, даже такого уровня секретности. В качестве секретаря Рорка я присутствую на совещаниях, просматриваю контракты, контактирую с персоналом. Это часть моей работы. Поэтому – да, мне известно о проекте, который возглавляет Рива.
– И вы обсуждали его с ней?
– Мы с Ривой? Нет. Мы не обсуждали его ни в целом, ни в деталях. При «Красном коде» все файлы, записи, словом, любые данные – устные, электронные, голографические – имеют статус повышенной секретности. Я ни с кем не обсуждала этот проект, кроме самого Рорка, и то только на работе. Это вопрос глобальной безопасности, лейтенант, – добавила она, нахмурившись. – О нем не болтают за чашкой кофе.
– Ну что ж… – Ева помолчала. – Поскольку мы как раз пьем кофе, давайте поговорим о другом. Мне кажется, когда мать растит ребенка в одиночку, она еще больше старается его оградить от всевозможных опасностей.
– Да, возможно. – Каро слегка расслабилась. – Но я всегда старалась не стеснять ее, давать ей как можно больше независимости.
– Значит, вам приходилось волноваться еще больше. Особенно пока она работала в Секретной службе. Ну и, конечно, вы волновались, как любая мать, когда у нее начались серьезные отношения с Блэром.
– Да, это правда. Хотя она уже взрослая женщина.
– Моя мама всегда говорит, сколько бы нам ни было лет, для нее мы все равно дети, – заметила Пибоди. – Вы проверяли Биссела, миссис Юинг?
Каро вдруг густо покраснела и отвернулась к окну.
