него драгоценности, которые были настолько дорогими, что можно было бы, продав их, прокормить бедную семью в течение двух, а то и трех лет? Не исключено, что эту мысль нашептал мне на ухо мой добрый гений. И хотя таковые считаются добрыми духами, которые нас охраняют, я все больше убеждаюсь, что мой бесплотный покровитель не соответствует данному определению и постоянно втягивает меня в неприятные истории.
Уже второй раз за день я принялся исследовать вещественные доказательства. Следы были оставлены как сандалиями, так и босыми ногами, которые, очевидно, принадлежали рабам. Сандалий было две, от силы три пары. Выпрямившись, я осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, что вокруг никого нет, ибо ощущал себя забравшимся на дерево мальчишкой, которому в это время надлежало сидеть на уроках. Осторожно подошел к стенной нише, взял фонарь и вновь вернулся к двери.
Следы обнаружились и на маленькой площадке, от которой вправо шла лестница. Я начал медленно спускаться по ступенькам, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Внизу света дымящегося фитиля вполне хватало, чтобы разглядеть окружающую обстановку. Ступеньки заканчивались еще одной, очень маленькой площадкой, на которой едва мог разместиться один человек. С трех сторон ее ограждали двери. Последние ступеньки лестницы и эти три комнаты находились ниже фундамента храма и были вырезаны прямо в основании расположенной под ним скалы. Эта часть храма была гораздо древнее комнат, в которых хранились сокровища. Я испытывал странное ощущение, стоя на том самом месте, где некогда, возможно, стоял сам Ромул.
Прежде всего я решил войти в ту дверь, которая находилась напротив меня. Переступив ее порог, я оказался посреди маленькой комнатушки. Ее стены были расписаны богами и демонами в этрусском стиле. На одной из картин был изображен человек с завязанными глазами. Его жестоко терзала собака или волк, причем зверя держало на поводке какое-то человекоподобное существо с длинным носом и ушами демона смерти. На другой фреске двое обнаженных мужчин сцепились в смертельной схватке, а со стороны за ними наблюдали женщины в жреческом одеянии. Один из участников поединка, схватив другого за горло, пронзил его мечом насквозь, а тот вонзил свое оружие в бедро победителя. Кровь из их ран текла ручьем. На третьей стене воин в старинных доспехах, держа за волосы сидящего перед ним на земле пленника, перерезал ему горло.
Хотя я человек не суеверный, но эти древние картины внушали ужас. Неужели эти давно забытые культовые обряды были угодны Сатурну? Неужели подобные сцены происходили в те времена, когда в храме проводились обряды посвящения? Это было не простое кровопролитие, к которому мы привыкли, но религиозное ритуальное зрелище. Мы восхищаемся нашими богами, покровителями сельского хозяйства, ремесел и войн, но не питаем никакой симпатии к кровожадным божествам преисподней. Очевидно, наши предки не были столь разборчивы в своих пристрастиях.
Надо бы позвать сюда Катона, подумал я. Увидев эти картины, он, возможно, обратится к Сенату с прошением вернуться к человеческим жертвам, поскольку таковые были приняты во времена наших предков.
На полу громоздилась какая-то куча, покрытая сверху большим куском ткани. У входа я обнаружил стенную нишу и поставил в нее лампу. Потом подошел и приподнял с пола ткань. Под ней оказалась груда оружия, в основном мечи и короткие копья, отливавшие блеском металла в отсветах пламени. Я увидел большой гладий — меч легионеров, который встречался во всевозможных формах, как более поздних, так и более ранних, относящихся к временам Сципиона и Пунических войн. Тут также хранился длинный кавалерийский меч, спата, и множество гладиаторского оружия. Некоторые из сложенных в куче копий обычно применялись на охоте, например копье с широким лезвием для охоты на кабанов. Иные, такие как легкий дротик и тяжелый пилум, применялись во время войн. Причем оба эти вида оружия были устаревшего типа.
Выглядел весь этот арсенал довольно странно, ибо включал в себя образчики оружия самого различного происхождения. Непонятно только, для какой цели была собрана эта коллекция. Прикрыв ее сверху куском ткани, я отправился осмотреть две другие комнаты. Одна из них оказалась пуста, во второй находилось несколько щитов. Так называемых скут — больших, закрывающих тело щитов, которые носили легионеры регулярной армии, — в этой куче не было. Среди прочих преобладали маленькие круглые и овальные щиты, применявшиеся в пеших войсках.
Я поднялся по лестнице обратно в помещение храма и внимательно огляделся по сторонам, дабы убедиться, что мое посещение подземелья никем не замечено. Потом поставил фонарь на прежнее место в нишу и вернулся в сокровищницу.
— Где тебя носило? — грозно осведомился Миниций, вскинув на меня глаза из-под седых бровей.
Поскольку должность придавала вольноотпущеннику большую значимость, то застенчивость и робость были ему чужды. Он сидел за столом и что-то быстро писал на свитке папируса.
— Приспичило сходить по нужде в бани. Должно быть, сегодня утром съел что-то не то.
— Скорее всего, ты вчера вечером хлебнул лишнего. Вот, гляди. Это все тебе нужно подписать.
Я просмотрел всю эту кипу бумаг, не имея никакого представления о том, что подписываю. В выстроенных колонками цифрах способен разобраться лишь тот, кто посвятил такого рода деятельности всю свою жизнь. Волей-неволей приходилось целиком положиться на Миниция. Однако по этому поводу у меня не было никаких опасений, поскольку все квесторы на протяжении последних сорока лет делали то же самое.
Я не сказал никому о том, что обнаружил в подвале храма. Для начала нужно было все хорошенько обдумать, поэтому, заперев сокровищницу на замок, я направился в одну из небольших бань, чтобы не встретить никого из знакомых, забрался в горячую купальню и предался размышлениям.
Кто-то припрятал оружие в храме Сатурна. Вряд ли это связано с попыткой ограбить сокровищницу, ибо воры любой ценой избегают сражений. Но, с другой стороны, тот, кто задумал совершить государственный переворот, вполне мог для начала прибрать к рукам сокровища государства.
Но кто бы это мог быть? Спокойные для Рима времена длились уже двадцать лет, с тех пор как закончилась диктатура Суллы. Все войны велись на чужих территориях, если не считать восстания Спартака. Может, кто-то из наших полководцев задумал совершить поход на Рим и для этого прямо в городе заготовил вооружение для своих когорт? Такое уже бывало не раз.
Но что-то в такой теории не сходилось. Это не давало мне покоя до тех пор, пока я не понял причины: оружие было подобрано самым беспорядочным образом. А всякий военачальник обязан обеспечить своих солдат единообразным снаряжением, хотя бы из соображений аккуратности. Тот же, кто устроил этот склад в подвале храма, очевидно, добывал оружие везде, где только можно. Не исключено, что даже намеренно скупал его по несколько штук в разных местах, чтобы не вызвать подозрений.
Разумеется, не все наши полководцы были столь обеспечены, как Помпей. В Италии хватало ветеранов доброй дюжины войн, лишенных денежного содержания. После расформирования легионов их расселяли по небольшим фермам, раскинувшимся по всему Италийскому полуострову. У каждого оставались шлем и щит, у очага рядом с мечом висело и прочее снаряжение, и он только и ждал призыва вновь встать под римские знамена. Эти ветераны, представляя собой одну из самых потенциально взрывоопасных сторон римской жизни, всегда могли стать источником мятежа. Почти всякий высокопоставленный государственный деятель, чувствующий себя обманутым, уязвленным или оскорбленным, мог вспомнить, что некогда был воином и что у него в подчинении было множество солдат, готовых следовать за ним. Он вполне мог начать скупать старое оружие, чтобы снарядить им городскую когорту.
Я пытался прикинуть в уме, кто более других подходил на роль заговорщика. И к сожалению, пришел к выводу, что почти каждый из высокопоставленных государственных мужей мог быть если не подстрекателем интриг, то их сторонником. Многие из них приходились мне родственниками, но я бы не посчитался ни с чем, даже с собственной жизнью, если бы кто-нибудь из них оказался участником заговора.
Мне становилось ясно, что я вступаю в дело, которое потребует хитрости и изощренности, храбрости и, возможно, жестокости. Поэтому решил нанести визит тому, кто сполна обладал этими качествами, — Титу Аннию Милону.
Милон был лучшим представителем того типа людей, которые заняли выдающееся положение в Риме на протяжении последнего столетия. Другими словами, он являлся политическим преступником. Помимо криминальной деятельности ему доводилось выполнять серьезные поручения больших политиков. Такие, как он, срывали выборы соперников, следили затем, чтобы голосование проходило за нужных кандидатов,
