года и сделана на острове Трех Сестер.
Рипли вздрогнула.
— Что ты сказал?
— Ты не ослышалась.
Мак отважился поднять взгляд. Рипли смотрела на него так, словно видела впервые. «Лучше закончить все разом, — сказал он себе. — Семь бед — один ответ».
Рипли, забывшая, что держит в руке бокал, стиснула его ножку так, что побелели костяшки.
— Где ты это взял?
— Прошлым летом я разбирал коробки, хранившиеся на чердаке дома моих родителей, и нашел дневник. Я видел эти коробки и раньше и сводил родителей с ума тем, что все время спотыкался о них. Не знаю, почему я не обращал на них внимания. Возможно, мне просто не суждено было сделать это раньше прошлого июня.
— Июня… — Рипли вздрогнула и быстро поднялась. В июне на остров приплыла Нелл, и Трое соединились. Мак хотел что-то сказать, но она подняла руку, останавливая его.
— Ты предполагаешь, что это написано кем-то из предков…
— Не предполагаю. Я провел генеалогическое исследование. Мою прародительницу звали Констанс, а ее младшая дочь Эстер вышла замуж за Джеймса Макаллистера 15 мая 1757 года. Их первый ребенок, сын, Себастьян Эдвард Макаллистер, родился на острове Трех Сестер. Он был участником Войны за независимость, женился, имел детей и поселился в Нью-Йорке. Моя мать — его прямая наследница.
— Ты хочешь сказать, что являешься потомком…
— У меня есть все документы. Свидетельства о браке, свидетельства о рождении. Так что мы с тобой родственники. Правда, очень дальние.
Рипли посмотрела на него, а потом уставилась в огонь.
— Почему ты не сказал этого сразу?
— Прости, я виноват… — Маку хотелось, чтобы она села и снова прижалась к нему. Но он знал, что этого не случится, пока разговор не окончен. — Я приберегал это на крайний случай. Если бы нам не удалось договориться…
— Козырный туз в рукаве?
— Да. Если бы Майя стала чинить мне препятствия, это был бы хороший способ убедить ее. Но ничего такого не случилось, и мне стало неловко. Я собирался поговорить с ней сегодня вечером. Но понял, что сначала должен все рассказать тебе.
— Почему?
— Потому что ты дорога мне. Я понимаю, что ты сердишься, но…
Рипли покачала головой.
— Нет. — Она действительно не сердилась. Просто была слегка выбита из колеи. — Думаю, на твоем месте я поступила бы так же.
— Я не знал, что найду тебя. Ты понимаешь, что я имею в виду. Не знал, что мы полюбим друг друга. В науке такое называется «областью нелогичного». Поэтому очень важно подойти к делу логически. Но есть еще одно, чисто личное… Меня влекло сюда всю жизнь, но я не знал, куда именно меня влечет, и наконец узнал. Прошлым летом.
— Но не приехал.
— Мне нужно было собрать данные, изучить их, проанализировать и проверить факты.
— Ученый всегда останется ученым, — заключила Рипли.
Она села на ручку дивана. Мак решил, что это большой шаг вперед.
— Наверно… Я мечтал об этом острове. Мечтал еще до того, как узнал, где он и существует ли он вообще. И мечтал о тебе. Это чувство слишком много для меня значило, поэтому я решил действовать так, как меня учили, и прибыл сюда как наблюдатель и летописец.
— И что же вам сказали ваши наблюдения, доктор Бук?
— У меня накопилось множество данных, но я не думаю, что тебе будет интересно знакомиться с ними. — Рипли увидела его вопросительный взгляд и покачала головой. — Значит, я прав. Но я испытываю одно простое чувство, что оказался именно там, где нужно. Я являюсь частью происходящего. Вот только не знаю, какой. Рипли снова встала.
— Частью чего?
— Уравновешивания чаш весов.
— Значит, даже твой упорядоченный и набитый фактами мозг верит в то, что этому острову суждено кануть в море? Как ты мог попасться на эту старую удочку? Острова не тонут, словно дырявые лодки.
— Существует ряд уважаемых ученых и историков, которые оспаривают эту точку зрения и в качестве примера приводят Атлантиду, — пожал плечами Мак.
— Один из них — это ты сам, — съязвила Рипли.
— Да. Но пока я не завелся и не надоел тебе до чертиков, позволь сказать: одно и то же явление можно объяснять по-разному. Например, ураганы, землетрясения…
— Землетрясения? — Рипли не раз чувствовала, как земля дрожит у нее под ногами. Она сама могла вызвать землетрясение. Но сейчас ей не хотелось об этом думать. — О боже, Мак!
— Хочешь, чтобы я прочитал тебе лекцию о магме, земной коре, давлении и смещении пластов?
Она открыла рот, но тут же закрыла его и просто покачала головой.
— И правильно делаешь. У меня есть степень по геологии и метеорологии, и я способен быть ужасным занудой. Короче: природа — настоящая сука и с трудом терпит нас.
Рипли изучала его задумчивым взглядом: серьезный, сексуальный, спокойный, непоколебимо уверенный в себе. Ничего удивительного, что она влюбилась в него.
— Знаешь, ты совсем не зануда, когда рассказываешь о том, что тебя волнует.
— Ты ошибаешься. — Мак немного успокоился и взял ее за руку. — Рипли, Небеса и Земля не просто мирятся с нашим существованием. Они ждут, что мы их заслужим.
— А мы сами должны решить, на что готовы ради этого.
— Примерно так.
Рипли шумно выдохнула.
— Теперь мне будет трудно убедить себя, что все это чушь. Сначала Нелл, потом ты, а теперь это, — добавила она, глядя на страницы из дневника. — Прутья клетки становятся гуще, и мне уже из нее не выбраться.
Рипли угрюмо уставилась на фотокопии, но тут ее осенила новая мысль.
— Ты кровно связан с Сестрами. — Она вскинула глаза. — Значит, у тебя тоже есть сила?
— Нет. Похоже, на мою долю ничего не осталось, — ответил он. — Я мог унаследовать интерес к этим вещам, тягу к ним, но не способности.
Рипли расслабилась и села рядом с ним.
— Ну, это уже кое-что.