— Нет, постой, — остановил Айк. — Ты что же это хочешь делать со своими сапогами, мальчик?
— Продать их.
— Куда же ты их понесешь ночью? Хочешь продавать, так покажи их сюда! Пойдем к фонарю.
Я снял чулки и засунул их в сапоги, а сапоги связал шнурками и перекинул через плечо.
Мистер Айк подвел меня к фонарю, взял в руки один сапог и принялся разглядывать и ощупывать его с самым деловым видом.
— Сколько ты за них хочешь? — спросил он.
— Полно вам шутить надо мной! — вскричал я: — зачем вам знать, сколько я за них хочу?
— Да разве же я шучу, мальчик? — с серьезным видом сказал мистер Айк. — Я хочу дело сладить. Назначай цену, я куплю сапоги.
— Какую назначить цену — я решительно не знал. Тут я вспомнил, что мать отдала раз два шиллинга девять пенсов за пару сапог вдвое хуже этих. Эти сапоги были такие теплые, удобные! Стоя на камнях, на холодном снегу, босыми ногами, я вполне ценил их.
— Я хочу за них восемнадцать пенсов, — сказал я.
Мистер Айк посмотрел на мистера Берни, и затем оба молодые человека принялись хохотать, точно будто я им сказал какую-то необыкновенно забавную шутку.
— Ну, хорошо, хорошо! — заговорил мистер Айк: — шутка шуткой, а только мы никогда не сделаем дела, если ты не станешь говорить серьезно. Сколько дать тебе за них?
— Восемнадцать пенсов! Ничего меньше, я знаю им цену.
— А хочешь шесть?
— Нет, восемнадцать, не то давайте их назад, давайте, я не хочу продавать вам!
— Ну, нечего с тобой делать! — со вздохом произнес мистер Айк, — на тебе деньги и убирайся скорей, чтобы я не раздумал!
Он положил мне в руки семь пенсов, взял под руку мистера Берни и пошел прочь. Я ухватился за его пальто.
— Мне надо еще одиннадцать пенсов! — кричал я: — не то отдайте мне чулки и сапоги!
— Да ты с ума сошел! — вскричал мистер Берни: — мы можем купить новые сапоги гораздо дешевле!
— Да тут еще чулки.
— А! чулок я и не заметил. Посмотрим, какие такие чулки!
Мистер Берни вытащил чулки из сапог, внимательно осмотрел их и затем сказал:
— Ну, нечего делать, ты, кажется, мальчик хороший, мы тебе прибавим цену, дадим шиллинг за все.
— Нет, я не хочу, мне надо восемнадцать пенсов. Я бы и этого не взял, кабы не был так страшно голоден!
В эту минуту мы подошли к маленькой, грязной мелочной лавочке. Она еще не была заперта, и на окне её лежало несколько больших хлебов и кусок холодного вареного сала.
— Это ты врешь, что голоден, — сказал мистер Айк, — кабы ты вправду есть хотел, так ты бы обрадовался шиллингу! Ведь за четыре пенса можно купить огромный кусок хлеба с этим салом!
Ужасно соблазнительно было глядеть на это чудное сало в окне лавки. Я был так голоден, что, кажется, мог бы съесть весь кусок до последней крошки. Однако отдать сапоги за такую неподходящую цену мне не хотелось.
— Мне надо восемнадцать пенсов, — повторил я.
— Экий ты какой. Ну, уж если тебе так нужны эти деньги, так поищи нет ли у тебя еще чего продажного: носового платка, ножичка или чего-нибудь такого, посмотри-ка в кармане!
— Нечего мне смотреть, у меня только то и есть, что на мне надето.
— Ну, что же? Мы все покупаем, — сказал мистер Берни, — мы можем дать тебе за платье не восемнадцать пенсов, а восемнадцать шиллингов. Продавай!
Неужели они в самом деле дадут мне за мое платье восемнадцать шиллингов? Да я рад был продать его и за половину этой цены, оно ведь только стесняло меня.
— Как же я буду продавать платье здесь на улице? — заметил я.
— Зачем на улице? Поведем его к себе, Берни, — предложил мистер Айк.
С этими словами молодые джентльмены, держа в руках мои сапоги и чулки, быстро пошли к Сафрон- Гиллю, а я не отставал от них. Дойдя до самой грязной части Гилля, они остановились перед одним домом, ключ от дверей которого был в кармане мистера Айка, и мы все трое, пройдя темный коридор, поднялись по скрипучей лестнице во второй этаж и вошли в комнату. Мистер Берни зажег маленькую оловянную лампу, прибитую к стене, и при свете её я мог рассмотреть жилище евреев. Оно походило на лавку тряпичника. В одном углу навалена была такая огромная куча шляп, что верхушка изломанного, потертого цилиндра касалась потолка; в другом углу свалено было множество старых башмаков и чулок всех сортов и величин; на гвоздях, вбитых во все четыре стены, навешаны были различные части женского и мужского костюма; кроме того, груда старого платья лежала на длинном столе, прислоненном к одной из стен.
В этой лавочке видимо жили люди: на складном стуле перед камином стоял чайный поднос с грязными чашками и кофейником; тут же лежал на капустном листе кусок масла и початая булка. Из-под широкой скамейки, служившей вероятно кроватью, выглядывал узел с подушками и постельным бельем, на скамейке лежала гребенка, банка с помадой и грязная манишка, а над скамейкой висело на стене маленькое зеркальце. Всего более привлек мое внимание кусок булки, лежавший на подносе.
— Можно съесть? — спросил я, и, не дожидаясь ответа, откусил большой кусок.
Мистер Берни ударил меня по руке медной спичечницей так, что булка полетела на пол. Я хотел поднять ее, но мистер Айк схватил ее.
— Полно, мальчик, ты не воровать сюда пришел! — заметил оно строго.
— Вот что, мальчик, — сказал мистер Берни ласково, — я вижу, что ты очень голоден, мне жаль тебя, возьми этот хлеб в придачу к шиллингу за свои сапоги и не приставай к нам больше!
Если бы я не пробовал хлеб, а я, может быть, продолжал бы настаивать на своей цене, но теперь я не мог: я положил в карман шиллинг, который мистер Берни протянул мне вместе с хлебом, и жадно вцепился зубами в булку.
— Ну, а теперь проваливай, — проговорил мистер Айк, отворяя передо мной дверь, — дело слажено, и тебе нечего у нас делать.
— А как же вы хотели купить все мое платье, — напомнили я, — еще говорили, что дадите восемнадцать шиллингов.
— Восемнадцать шиллингов? Мистер Айк пощупал пальцами материю на моей курточке. — Восемнадцать шиллингов не дорого, я бы дал и больше, ну да коли ты столько просишь, так вот тебе твоя цена! Он протянул мне восемнадцать пенсов.
— Это восемнадцать пенсов, — вскричал я, — а мне надо восемнадцать шиллингов!
— Не восемнадцать ли гиней еще? Эх, ты дурачина! Да кто же даст столько за эту дрянь?
— А на что же мне восемнадцать пенсов? Ведь я должен купить себе другое платье вместо этого.
Берни притянул меня к себе и еще раз внимательно осмотрел всю мою одежду.
— Знаешь что, Айк, — сказал он добродушным голосом, — сделаем доброе дело, дадим бедному мальчику другое платье, в этом ему неудобно.
— Делать добро хорошо, — возразил мистер Айк, — только ты и меня-то пожалей, ведь мне придется нести половину убытка.
— Полно, приятель, от доброго дела нельзя разориться.
С этими словами он порылся в куче старого платья и вытащил оттуда пару больших бумазейных панталон, очень гадких с виду, покрытых заплатами спереди и сзади и совсем грязных.
— Они разорваны! — заметил я, указывая на большую дыру.
— Ну, конечно, это вещь поношенная, — отвечал мистер Берни, — не новое же платье тебе давать.
— Да они будут мне и длинны, и широки.
— Пустяки, теперь носят широкие панталоны, а если окажутся длинны, мы подрежем. Примерь-
