проверить его слова у меня не было… Я подумала, что забыла взять у Марка телефон. Он наверняка есть где-то в записных книжках Дымчатого. До этого момента мне совершенно не нужен был телефон Калмановского, и поэтому не пришло в голову узнать его домашний и сотовый.
Я ругала себя за оплошность, но понимала, что изменить ничего не могу.
Дома я первым делом проверила автоответчик: никто не звонил.
Кошка сидела на подоконнике и смотрела на меня голубыми глазами. Она сидела около единственного цветка в нашем доме – кактуса, похожего своей формой на трезубец, и ждала своей порции. Леди Ди никогда еду не выпрашивала: это было ниже ее достоинства. «Она похожа на тебя», – сказал как-то Дымчатый, усмехаясь. «Что ты имеешь в виду?» – «Будет умирать, но ничего не попросит. Исключительно гордая кошка. Как ты».
Я насыпала в миску еды и отошла в сторону. Кошка спрыгнула, выгнув спину, не спеша подошла к миске. Она посмотрела на меня, и я отвернулась.
– Не буду тебе мешать, – вслух сказала я и вышла из кухни.
Я сидела на диване, поджав ноги, и смотрела телевизор. Если так можно было назвать занятие, при котором одна картинка сменяла другую, а я смотрела на них, не пытаясь вникнуть ни в сюжет, ни в логику. Я сидела и ощущала, как мертвенный холод разливается в животе, cловно я наглоталась сосулек, и они постепенно леденят меня изнутри. «Раньше такого не было», – сказала я вслух. Как бы Володя ни относился ко мне, он звонил и предупреждал о своих делах. Или о том, что ему надо срочно уехать. А здесь – ничего. Ни звонка, ни предупреждения…
Кошка уже перебралась в комнату и сидела на коричневом пуфике, тщательно вылизывая себя.
– Дашка! – позвала я ее. Но она даже не повернулась в мою сторону. Я щелкнула пультом. Пялиться дальше в ящик было пустым делом. Нужно было что-то делать, чем-то занять мозги и руки, чтобы только не сходить с ума от неизвестности, от того, что муж – непонятно где, а я ничего о нем не знаю.
Я вскочила с дивана. Первым делом нужно найти телефон Марка. Квартира у нас была двухкомнатной; когда мы переехали в нее, это была трехкомнатная коммуналка с большим коридором и мрачной кухней с темно-зелеными стенами.
Дом был старый, cталинский – с большими потолками и толстыми звуконепроницаемыми стенами. Я думала приобрести жилье в новостройке, но Володя захотел купить квартиру именно в этом районе – Лефортово – и непременно в сталинском доме, потому что в Лефортове в сталинском доме он жил в детстве до развода родителей, до того как им с матерью после размена квартиры пришлось переехать на окраину Москвы – в Братеево.
Перепланировкой руководила я. Володя сказал, что ни во что влезать не станет. Делай как знаешь, с улыбкой прибавил он. Я решила сделать кухню меньше, а из трех комнат соорудить две. Одна большая – гостиная, одновременно служившая нам спальней, а вторая поменьше – кабинет мужа. Но он, узнав об этом, запротестовал.
– Какой кабинет? Я что, писатель? Мне хватит и стола в нашей спальне. У меня ноутбук, а таскать его я могу по всей квартире. Без проблем.
– Тебе нужен кабинет, – настояла я.
Центральное место в кабинете занимал стол из красного дерева, купленный в антикварном магазине. Когда я увидела этот стол, то просто влюбилась в него. Продавался он со скидкой – у него были небольшие дефекты: царапины по левому краю и трещины на задней стенке. Я сразу притащила стол домой – наняла грузчика и привезла к нам. Дымчатый, увидев его, расхохотался, но потом признался, что стол – обалденный и у меня хороший вкус. От этих слов я летала.
Я любила светлые тона и поэтому квартиру сделала бело-кремово-бежевой. С небольшими вкраплениями шоколадного и терракотового. Я обложилась журналами по дизайну, и через три месяца ремонт в квартире был закончен.
Володя ремонтом был доволен. Мы пригласили Марка. А после его визита муж сказал:
– Можно было сделать и поярче.
– Тебе же нравилось!
– И нравится. Но можно было сделать и по-другому.
– Это тебе Марк сказал? – cпросила я, закипая от бешенства.
– Да что ты, малыш? Обиделась? Это я просто так ляпнул. Ей-богу.
Но «просто так» вечером вылилось в небольшую истерику в ванной. Я плакала, закрывшись там, но когда вышла к ужину, Володя ничего не заметил: я тщательно скрыла следы своих слез.
В гостиной преобладала белая мебель с позолотой сверху: в виде узорчатых вензелей – легких, как росчерк быстрого летящего пера. И только пара шоколадных пуфиков и большие напольные часы из темного дерева разбавляли это снежное царство. Я любила белый и черный цвета, чистоту и белизну, четкость и контрастность. И в одежде у меня преобладали эти цвета; без цветовых пятен и пестрых расцветок.
За антикварным столом муж работал редко. Он не любил, по его выражению, «тащить работу в дом», и поэтому большей частью стол с ноутбуком был невостребован, но мне почему-то думалось, что если где муж и хранил свои записные книжки, то только в ящике этого стола. Этот ящик закрывался на ключ, но я никогда не видела, чтобы Володя запирал его. Несколько раз он при мне открывал ящик, и я видела в нем сваленные бумаги, стикеры, ручки, начатые и пустые блокноты и прочий офисно-бумажный хлам. «Слушай, – сказала я мужу, – как ты свои дела ведешь на работе, ты, по-моему, офисный неряха». – «У меня для этого есть секретарша, – мгновенно ответил он. – Она и ведет всю эту бумажную мутотень. А я – генератор идей». – И он постучал себя по лбу. «Хорош генератор, – фыркнула я, – порядок у себя не можешь навести». – «Ну-ну, моя критикесса, – cердился муж. – Может, не будем раздувать пожар семейной ссоры».
Я внезапно подумала, что муж отдалился от меня так сильно, потому что я не делала самого главного – не смотрела ему в рот, что, безусловно, требуется от женщины. Мой муж любил себя чувствовать самым- самым. А я не поддакивала ему и не льстила мужскому «эго», то есть вела себя непростительно для жены.
– Умеешь ты, Инка, одним щелчком втоптать человека в грязь, – говорил мой муж, хмурясь. – Знал бы, что ты такая колючая, ни за что бы не женился.
Раньше я думала, что он шутит. Но теперь подумала, что он говорил серьезно…
Я прошла в спальню в сопровождении Леди Ди и остановилась. Деликатная кошка тоже остановилась на расстоянии от меня.
– Ну что ж! – вслух сказала я. – Приступим.
Я подошла к столу и потянула на себя ящик. К моему удивлению, он не поддался. Я потянула его сильней, потом подергала. Сомнений не было – ящик был закрыт.
Я нахмурилась. Раньше Дымчатому не приходило в голову запирать от меня ящик. И зачем он сделал это? С какой целью? Скрыть от меня важные бумаги? Но он прекрасно знал, что я никогда не стану рыться в его вещах. Я никогда не проверяла карманы мужа, его борсетки и не шарила в бумажнике. И тем более не стала бы лазить в ящик его стола.
Но факт оставался фактом. Я села на кровать. Я еще не успела задернуть занавеску в спальне, и мне было видно, как большие белые хлопья летят в окно, как бабочки на огонь, и облепляют мокрое стекло, стекая вниз тонкими струйками.
Я встала и задернула занавеску.
Ящик надо открыть. Немедленно. Почему-то в голову пришла мысль, что закрыт он неспроста. И в это время раздался звонок сотового. Я неслась к нему, опрокинув низкий стул, некстати стоявший около дверного проема, и больше всего на свете боялась не успеть.
Одним движением я рванула молнию на сумке и выхватила оттуда мобильный.
– Алло! – запыхавшись, сказала я. – Алло!
– Инна? – голос был знаком. Солидный протяжный голос, каким обычно говорят адвокаты и частные дорогие врачи. Но сейчас я не могла вспомнить, кому он принадлежал.
– Вадим Петрович? – предположила я.
– Да, Вадим Петрович.
Получалось, я не ошиблась. Это был крупный юрист, раскрученный и дорогой, он обслуживал несколько
