Я вспомнила о том, что Паша мне еще не звонил: «недоступен» и «соображает».
– Я могу пройти?
– А я вам мешаю? – искренне удивился он.
Сегодня он был почему-то еще красивее, чем вчера: свежий, сияющий, как на рекламе мужского шампуня или туристического буклета «Отдых на Багамах». И его женщина должна быть ему под стать – какая-нибудь знойная латинос. Я представила, как на этих самых Багамах, которые я видела только на картинке, они долго и нежно целуются, а потом он сжимает эту латинос в объятьях и целует ее – в шею и ниже, ниже…
От этих мыслей – странных и неуместных – у меня как-то сразу пересохло во рту, а в голове зашумело. Он почему-то всегда на меня так непостижимо действовал: я словно отключала все свои мыслительные процессы, и мои мысли вращались исключительно вокруг него. Черт!
– Мешаете, – сердито сказала я.
Он улыбнулся, пожал плечами и повернулся ко мне спиной. Я посмотрела ему вслед. Вид его спины приводил меня в какое-то необъяснимое волнение. Спина – в тонком кашемировом свитере – в аэропорту, сейчас – в легкой светло-коричневой куртке…
– Постойте!
Спина остановилась, и я услышала:
– Вы хотите о чем-то со мной поговорить?
– Да. То есть нет… Как вы узнали? – выпалила я.
Он вторично пожал плечами:
– В этом нет ничего удивительного. Обычно вы на дух меня не переносите, а сейчас вдруг снизошли. Вам что-то нужно?
– Можно сказать и так, – осторожно сформулировала я.
Все мои подозрительные мысли вдруг сами собой навострились и подняли ушки. Я вспомнила, как настойчиво он пытал меня: зачем я здесь? Если бы вдруг позвонил Паша и все мне объяснил, я бросила бы этот тягучий разговор. Но Паша сам бросил меня – одну разбираться со всем этим. Он «думал»! А я должна оставаться один на один с теми, кто хочет меня «ликвидировать». В конце концов, в этот трудный момент мне крайне нужна крепкая мужская поддержка, плечо, на которое можно опереться. А та ночь… в парижском отеле… Может быть, она хоть чуточку, хоть что-то значит для него? Как знать…
– Тогда в чем дело? Может быть, вы хотите поговорить не здесь? – подсказал он мне.
– Не здесь, – согласилась я.
– Тогда где?
– Ну… давайте в городе? – предложила я. – В семь вечера.
Перед роковой встречей с Барановым я ему все и объясню. Если Паша не позвонит. И попрошу Андре подстраховать меня на случай всяких неожиданностей. Этот вариант показался мне самым разумным и надежным. Я немного воспряла духом.
– В городе, около Музея Пикассо.
– Хорошо. Это все?
– Пока – да.
Я с достоинством кивнула ему. Паша все не звонил, и я рассердилась на шефа. Фактически он бросил меня, а ведь я обрисовала ему всю сложность и запутанность моего положения! И я должна справляться со всем этим одна?
У меня разболелась голова. Сегодняшний вечер показался мне неким часом икс, но предстоящее свидание с Валасьеном отчасти примиряло меня со всем этим. Я вдруг подумала: если Паша не объявится, я все расскажу Андре и попрошу у него совета. Не может же он оставить девушку в беде? Все-таки француз! И все-таки… все-таки… мы были близки. Пусть и недолго, и всего лишь один раз… Эти мысли я решительно прогнала – волевым усилием и приказала себе больше об этом не думать.
Валасьена я увидела еще издалека. Он стоял и смотрел на море. Я подошла к нему.
Он резко повернулся:
– Я вовремя?
Я демонстративно посмотрела на часы:
– Вовремя.
– И что вы хотели мне сказать?
Ветер шевелил волосы Валасьена, и мне ужасно хотелось дотронуться до них рукой. Я облокотилась о парапет.
– Меня сюда пригласили, чтобы проинспектировать коллекцию хозяина замка.
Он смотрел на море, я видела его профиль.
– Сегодня я была в галерее и…
Я замолчала. Море было рядом – шумно и нетерпеливо оно билось о стены каменного форта, словно хотело найти выход из ситуации и – не находило.
Я решилась. Я всегда всего боялась и жила под крылышком Гени. Даже роман с Пашей я завела, если вдуматься, с ее благословения. Сейчас мне нужно прыгнуть в холодную воду неопределенности. Сейчас – или никогда! Если я промолчу – то буду укорять себя потом за трусость. Я не знала: кто мне друг, а кто враг, кто – конкурент, а кто хочет меня элементарно подставить, «ликвидировать» и сделать стрелочником. Твердо я знала лишь одно: я стою рядом с мужчиной, который гипнотически влияет на меня… Даже когда я молчу, стоя рядом с ним, – я успокаиваюсь… Как сейчас.
– Погода портится, – услышала я.
Я всегда находила разговоры о погоде крайне глупыми и несвоевременными. «При чем здесь погода?» – с досадой подумала я. Но ветер, свирепо забиравшийся мне за шиворот, подтверждал его слова.
Мои мысли путались, и я рассердилась на саму себя. Валасьен достал из кармана сигареты и закурил. Маленький уютно мерцающий огонек привел меня в состояние умиления. Так бы и стояла рядом с ним всю ночь, несмотря на этот жуткий завывающий ветер, от которого покалывало в глазах, так что мне хотелось потереть их ладонью.
– Дай сигаретку.
От удивления сигарета чуть не выпала из его губ. То ли от этого неожиданного «ты», то ли от того, что я попросила сигарету?
– Ты куришь?
– Курю.
Курить я не умела. Затянулась и с непривычки закашлялась. Губы мои обожгло. Я попыталась подавить этот приступ, но только закашлялась еще сильнее.
Резким нетерпеливым движением он отнял у меня сигарету и вышвырнул ее в море:
– Не кури!
Я боялась поднять на него глаза. И вдруг он продекламировал:
– «Она курить, конечно, не умела, горячим пеплом губы обожгла…»
– Это Мандельштам, – едва слышно прошептала я. – Откуда?
– Знакомился на досуге с русской культурой.
Голос его звучал не насмешливо, как обычно, а тихо и немного устало.
– А… – выдохнула я.
Теперь он курил и смотрел на меня. А я – куда-то вбок.
– Смешная…
– Почему? – сразу ощетинилась я.
– Ну… – он усмехнулся. – Просто…
– «Просто» ничего не бывает.
– Может быть. – Он потушил сигарету и аккуратно выкинул окурок в урну. – Что все-таки случилось?
Медленно я приходила в себя. Возвращалась в свою шкурку-норку.
– Несколько картин вызвали у меня сомнения.
– Вот как? – сейчас его тон был ровно-невозмутимым. – Какие?
– Я пока не могу сказать об этом. Но я… не знаю, что делать.
