— Да предлагал я им уже, — ответил Исмагилову наш младшенький, Толя Курсант, молодой парень, крепкие мускулы которого ощутимо проступали даже под плотным брезентом «горки».
— И что, Толь?
— Ай, ну их, — отмахнулся тот, наморщив «распаханный» некрасивым шрамом лоб. — На смех подняли…
— А то, — согласно кивнул я, — Название им подавай… И как обзовемся? Может — «Терские волкодавы»?
На секунду над столом повисла тишина, а потом все четверо синхронно хрюкнули и разразились громким хохотом. Фильм с одноименным названием в Червленную привозили пару недель назад. Вся станица ходила посмеяться, словно на комедию.
— Ну тебя, Тюкалов, — отсмеявшись сказал контрразведчик. — Все бы тебе глумиться. Не хочешь «Волкодавов» — обзовитесь тогда… я не знаю… ОМОН что ли.
— Как? — вытаращил глаза на Исмагилова я.
Подполковник контрразведки Олег Исмагилов был одним из немногих людей не только на Терском Фронте, но и во всем мире, кто знал, кем на самом деле является отчаянный и матерый наемник с позывным Чужой.
— А что? — с невинным видом захлопал тот глазами. — Отдельный мобильный отряд наемников… И по делу, и аббревиатура красивая. С историей, опять же.
— Уж что есть, то есть, — Убивец одобрительно чмокнул губами. — Неплохая идея, мы подумаем. Ладно, теперь давай поговорим о финансовом вопросе…
Два дня спустя я сидел в кабинете Исмагилова в Ханкале.
— Запомни главное, Миша, — Олег был серьезен и деловит. — Северные Границы — это не Терской Фронт. Там, с одной стороны — легче, с другой — намного сложнее. Во-первых — радиация. Нет, южнее границы с этим полный порядок: дезактивация была проведена еще сразу после Большой Тьмы, как только республика более-менее твердо на ноги встала. Чуть не надорвались тогда, последние резервы на это дело бросали, но сделали. На въезде во все города и поселки — пункты обязательного дозиметрического контроля, за умышленную попытку продать «фонящие» товары или продукты — вешают без долгих разговоров. Все по-взрослому. Но вот севернее… Наши пограничники по факту контролировали и патрулировали саму линию границы и тридцатикилометровую «буферную зону». Дальше — территория анархии.
— Что, неужели вообще полный «Безумный Макс»?
— Нет, разумеется. Но единой власти там нет. Вот еще севернее — дело другое. Там есть сразу несколько крупных сообществ, можно сказать, государств. На тамбовщине крупный аграрный анклав. В районе Твери — те самые ребята, что нам помогли турок тут урыть, под Псковом еще, они с тверскими в союзе, как я понимаю. На севере бывшей Московской области тоже что-то вроде военно-церковной республике с центром в Сергиевом Посаде…
Тут Олег бросил взгляд на мое окаменевшее лицо и осекся.
— Ох, блин, прости, Миша, брякнул не подумавши… Слушай, если хочешь, можем попробовать по нашим каналам по семье твоей информацию запросить. Оно понятно, что шансов немного — столько лет прошло, да и творилось там поди черти что… Но ведь попробовать можно.
Я только и смог, что молча кивнуть в ответ.
— Ну, так вот, — продолжил Исмагилов, — У этих и какая-никакая экономика, и производство потихоньку налаживают, и армия есть или силы самообороны. Опять же — вполне легитимное и поддерживаемое своим народом правительство, что тоже не маловажно. А вот между нами и ими — полный разброд и шатание. Понимаешь, ведь что мы, что тверские-тамбовские, когда порядок у себя наводили, со всякой мразью, что тогда расплодилась и распоясалась дальше некуда, боролись самыми простыми и действенными методами. Кто не успел сбежать — того пристрелили как пса бешенного и в яме зарыли. А где и не зарывали, а, наоборот, на всеобщее обозрение выставляли, как предупреждение. Но вот тех, кто успел, тоже хватало. И теперь вся эта бандитская шобла, на пустошах между нами и северянами сидит. Называют их выроднями и бредунами. Одни — на землю сели, базы основали — но таких меньшинство. Большая часть — по пустошам кочуют, потому, собственно, и бредуны. Новые, мать их, татаро-монголы нарождаются. Сбились, словно шакалы, в стайки. В клубы, мля, по интересам. Там же у них натуральная кунсткамера: кто грабежами промышляет, кто рабами приторговывает. Под настроение и обычной торговлишкой занимаются. Между собою грызутся, на наши и северян приграничные районы в набеги ходят, словом — беспредельщики. Но самые опасные — это выродни, их еще уродами называют.
— И что за звери?
— Как тебе сказать… Бредуны — бандиты. Жестокая и беспредельная погань, но, все же хоть с какими-то понятиями. Понятно, что распространяются они только на своих, но все же… Пусть и преступное, но все же сообщество. А выродни, они же «уроды» — это просто зверье. Стая хищников. Дикари, причем очень кровожадные. Имеются данные, что именно среди «уродов» процветает каннибализм. Словом, их даже сами бредуны валят, словно бешенных псов, при любой возможности.
— А почему «уроды»?
— Если б ты их на фото увидел, то не спрашивал бы. Облученные потому что все поголовно. А радиация, она красоты никому не добавляет, знаешь ли.
— Ясно, с дикими и аморальными выроднями разобрались. Вернемся к цивилизованным и культурным бредунам. Торгуют-то они с кем? Друг с другом что ли?
— А почему нет? Одни, допустим, на оружейные склады армейские сели, другие — какую-нибудь мелкую аграрную общину… эээ, ну, типа охраняют… «Крышуют» короче, в лучших бандитских традициях. Вот и меняются — еду на патроны.
— Погоди, ты же сказал, что там одни бандиты. Откуда ж тогда эти общины?
— Да там кого только нет. И чего только нет. Правда, на мой взгляд, большая часть тамошнего «мирняка» не на много лучше бандитов, разве что на земле сидят и в набеги сами не ходят. Как думаешь, для кого и с какой целью бредуны рабов ловят? А наркоту кому втюхивают?
— Ох, е-мое, как там все запущено! — замотал головой я. — И что, порядок навести даже не пытались?
— Миша, я тебя умоляю! На карту погляди, — страдальчески поднял взгляд к потолку контрразведчик. — Эти чертовы Пустоши по площади — больше Югоросии. Да, народу там живет куда меньше, но это-то и плохо — искать замучаешься. Опять же, где столько войск взять? Ну, загоним мы туда полк… Ай, что полк, давай уж сразу — дивизию. В сладких мечтах чего мелочиться-то?! И какую территорию эта дивизия под контроль взять сможет? Бредуны просто уйдут подальше, благо, места там полно, и все — ищи-свищи хоть до морковкина заговенья. Вот и остается нам только глухую оборону держать.
— И что, из наших вообще никто на этих пустошах не бывает?
— Да как тебе сказать… — Исмагилов замялся. — Несколько раз после набегов за бредунами погони устраивали, но там, сам понимаешь, не разведка была, а преследование. Догнали, всех из пулеметов покрошили, выживших на суках поразвесили, остальным в назидание, награбленное забрали — и назад. Есть еще, правда, ходоки. Вот те на пустошах бывают часто. Что называется — работа у ребят такая: всякое-разное нужное и редкое на пустошах отыскивают и продают…
— Короче — сталкеры, мать их, — хмыкнул я.
Исмагилов чуть нахмурил брови, а потом, видимо вспомнив свое прошедшее еще до Большой Тьмы детство, улыбнулся и кивнул.
— Да, пожалуй.
— Хорошо, с бредунами и ходоками все понятно. Что по взаимодействию с местными военными?
— Из местных военных в твоей зоне ответственности осталась только отдельная Бригада. ППД[10] у них в Иловле. В ней, правда, не вся Бригада, а только один батальон и штаб, но тебе именно они и нужны — взаимодействие налаживать.
Судя по нажиму, с каким Олег произнес слово «Бригада», оно было чуть ли не официальным названием и явно писалось с большой буквы.
— И кто это такие?
