— В ней объясняются причины, по которым все действительно лишенные дара отпрыски лорда Рала должны быть уничтожены.
— Я знала это! Ты пытался лгать! Но это правда! Здесь все правда!
— Но я не утверждал, что последую этому совету. Я всего лишь сказал, что в
— Почему? — спросила Дженнсен.
— Дженнсен, это не имеет значения, — прошептал Себастьян. — Не слушай его!
Ричард кивнул на него:
— Ему все известно. Именно поэтому он знал, что я своим волшебством не могу причинить тебе вред. Ему известно, о чем эта книга.
Дженнсен повернулась к Себастьяну. В глазах ее внезапно зажегся свет
— Такая книга есть и у императора Джеганя.
— Дженнсен, это неправда.
— Я видела ее, Себастьян. Эти самые «Столпы Творения». Я видела книгу в палатке императора. Это книга на древнем языке, одна из самых ценных. Он знал, что в ней написано. А ты — один из его лучших стратегов. Он рассказал тебе, и ты знал, что в ней сказано.
— Джен, я…
И вдруг, сквозь буйство голоса, все происшедшее и происходящее сложилось в голове Дженнсен в целостную картину. Мучительная боль взорвала все ее существо. Истинные масштабы предательства предстали во всей ясности.
— Это же был ты! — прошептала она.
— Как ты можешь во мне сомневаться? Я люблю тебя!
— О добрые духи, все время это был ты.
Лицо Себастьяна стало таким же белым, как и взлохмаченные пряди его волос, но в нем появилось какое-то непреклонное спокойствие.
— Джен, это ничего не меняет.
— Это все ты, — прошептала она, широко раскрыв глаза. — Ты просто съел несколько сердцевинок горной розы…
— Ерунда! Да у меня их никогда не было!
— Я видела их в банке в твоем мешке. Ты спрятал сердцевинки розы под бечевкой. А они высыпались.
— Ах, эти. Я… Я взял их у целителя… Когда мы останавливались у него.
— Лжец, они всю дорогу были у тебя. И ты съел десяток, чтобы вызвать у себя лихорадку.
— Джен, ты сошла с ума!
Дженнсен, содрогаясь, указала на него ножом:
— Это был ты, все время ты. И тогда, в первую ночь, ты сказал мне, что лучшее против врага оружие — то, что принадлежит ему или получено от него. В общем, что к врагу близко… Ты очень хотел, чтобы у меня оказался этот нож. Я была тебе нужна, потому что я близка к врагу. Ты хотел использовать меня. Потому ты и снял его с того солдата!
— Джен…
— Ты клялся, что любишь меня. Докажи это! Не лги мне! Скажи правду!
Себастьян некоторое время смотрел на подругу, потом вскинул голову:
— Да, мне хотелось завоевать твое доверие. Я думал, что если у меня будет лихорадка, ты пожалеешь меня.
— А как насчет мертвого солдата, которого я нашла?
— Это был один из моих людей. Мы поймали человека, у которого был этот нож. Один из моих людей переоделся в д’харианскую форму. Увидев, что ты идешь, я сбросил его с утеса.
— Ты убил своего солдата?
— Иногда великая цель требует жертв. Спасение приходит через пожертвование. — Тон Себастьяна стал вызывающим.
— А как ты узнал, где я?
— Император Джегань — сноходец. Он узнал о тебе из книг много лет назад и использовал свои способности для поиска людей, которым было известно о твоем существовании. С течением времени ему удалось выследить тебя.
— А записка, которую я нашла?
— Это я подсунул ее в карман солдату. Джегань, используя свои способности, узнал, что ты уже пользовалась этим именем.
— Узы не позволяют сноходцу войти в ум человека, — пояснил Ричард. — Ему пришлось долго искать тех, кто не связан узами с лордом Ралом.
— Именно так, — кивнул Себастьян в знак согласия. — Но нам это удалось.
Дженнсен испепеляла ослепляющая злоба от такого беспредельного предательства.
— А остальные? А моя мама? Ее вы тоже принесли в жертву?
— Джен, ты не понимаешь. Я ведь не знал тебя тогда… — Себастьян облизнул пересохшие губы.
— Значит, это были твои люди. И потому тебе не трудно было с ними справиться. Они не ожидали твоего нападения, они думали, ты сражаешься рука об руку с ними. И именно поэтому ты так смутился, когда я рассказала тебе о кводах. Это были ненастоящие кводы. Ты убил невинных людей, желая заставить меня подумать, что первый был один из них. И каждую ночь, уходя на разведку, ты возвращался с известием, что они идут за нами след в след, и мы срывались и уходили в ночь. Ты все время врал!
— В благих целях! — тихо произнес Себастьян. Дженнсен от ярости вновь залилась слезами.
— В благих целях?! Ты убил мою маму! Кругом был ты! О добрые духи… подумать только… о добрые духи! Я спала с убийцей собственной матери! Ты — грязный ублюдок!
— Джен, возьми себя в руки. Это было необходимо. — Себастьян кивнул на Ричарда. — Он — причина всему! И теперь он у нас в руках! Все это было необходимо! Спасение приходит только через жертву. Твоя жертва… твоя мать, принесенная в жертву, привела нас к Ричарду Ралу, человеку, охотившемуся за тобой в течение всей твоей жизни.
Слезы текли по лицу Дженнсен.
— Не могу поверить, что ты совершал эти гнусности и одновременно клялся в любви ко мне!
— Да, Джен. Тогда я не знал тебя. Я же сказал тебе: у меня не было намерений влюбляться в тебя, но так получилось. И теперь ты — моя жизнь. Теперь я люблю тебя.
Дженнсен сжала руками голову, пытаясь заглушить голос, завывающий в ее сознании.
— Ты — злобный выродок! Как я могла любить тебя!
— Брат Нарев учит, что все человечество погрязло в пороке. Мы не имеем морального права на существование, потому что люди изуродовали мир живых. По крайней мере сам брат Нарев сейчас в лучшем мире. Теперь он рядом с Создателем.
— Ты хочешь сказать, что даже брат Нарев — зло? Как часть человечества? Даже твой драгоценный, священный брат Нарев — тоже зло?
Себастьян пристально смотрел в лицо Дженнсен.
— Тот, кто по-настоящему олицетворяет собой зло, стоит сейчас прямо перед нами! — Он поднял руку, указывая на Ричарда. — Лорд Рал — великий убийца. Лорд Рал должен быть приговорен к смерти за все свои преступления.
— Если человечество — это зло и если брат Нарев в лучшем мире, рядом с Создателем, то Ричард, убив его и тем самым отправив прямо в объятья Создателя, совершил доброе дело. Разве не так? Раз человечество — зло, то почему вы считаете уничтожение ваших солдат Ричардом Ралом за злой поступок?
Лицо Себастьяна приобрело ярко-красный оттенок.
— Мы все зло, но некоторые представляют собой зло наибольшее. По крайней мере мы смиренно признаем перед лицом Создателя наши слабости и прославляем только Создателя. — Себастьян немного помолчал и уже спокойнее добавил: — Я знаю, что это слабость, но я люблю тебя. — Он улыбнулся
