прошиб толстуху, и она зажала руками рот, чтобы не закричать!
Она знала, кого его светлость берет сейчас в жены!
Венчание шло своим ходом. Звучный и торжественный голос епископа разносился по всей церкви.
Магда через пелену близкого обморока разобрала слова:
— Эсмонд Уолхарст Морнбери, согласен ли ты взять эту женщину…
И ответ Эсмонда:
— Да.
Понимая, что сейчас ей придется сказать то же самое, Магда пошатнулась. Цветные стекла витражей поплыли у нее перед глазами и перемешались, словно в калейдоскопе.
Вот сейчас, собрав все силы, думала она, я должна сказать нет! Как будто издалека девушка услышала свой голос:
— Да.
Потолок не рухнул. Церемония продолжалась, Магда больше не была мисс Конгрейл. Отныне она должна называться графиней, женой Эсмонда Уолхарста, пятого графа Морнбери.
Когда служба подошла к концу, бедняжка поняла, что сейчас по обычаю жених поднимет вуаль и поцелует новобрачную перед лицом всех присутствующих. Подвергать его столь сильному шоку, а себя настоящей пытке на виду у стольких зрителей — она представила себе шепчущихся леди и разинувших рты джентльменов — было выше ее сил. Несчастная попыталась спасти положение. Она покачнулась и, когда Эсмонд подхватил ее, прошептала, задыхаясь:
— Мне душно! Душно! Унесите меня отсюда, умоляю! — и закрыла глаза.
Эсмонд был потрясен и нашел ее слабость трогательной. Бедное дитя! Он поднял ее на руки и понес это воздушное белоснежное создание к выходу.
По рядам тут же пронесся тихий шелест приглушенных голосов. Сочувствующими взглядами все провожали новобрачных. Только миссис Коршэм, супруга генерала, стоявшая около мужа, который явился по такому торжественному случаю в полной парадной форме, недовольно покачала головой в парике и проговорила:
— Ох уж мне эти современные девицы! Ц-ц-ц! — поцокала она языком, с упреком глядя на Магду, которую уносил из церкви муж. — Одна мода на уме. Ни выдержки, ни присутствия духа! Боюсь, у Морнбери несколько искаженный вкус на женщин. Будет обидно, если леди Морнбери на поверку окажется столь же хрупкой, как ее погибшая кузина.
Морнбери осторожно нес молодую жену вверх по лестнице в спальню. Страшное лицо Магды было скрыто плечом молодого графа.
— Не расстраивайся, дорогая, — говорил он, чтобы утешить ее. — Я рад, что несу тебя на руках, это так символично. Тебе не получше, моя хорошая?
— Да, милорд, — услышал он сдавленный ответ.
— Будет, право, — сказал он. — В обращении ко мне тебе не нужно упоминать этот титул. Я Эсмонд, твой муж. Или ты уже забыла о том, откуда мы идем? — весело добавил он.
Она промолчала. Она не забыла. О Боже, думала Магда, неужели когда-нибудь в своей жизни я смогу забыть эту минуту? Почему мне не дано власти управлять временем?! Я бы остановила его бег, и эта минута, когда он держит меня на руках, продолжалась бы вечно!
Ее маленькие ручки, на пальце одной из которых поблескивало новенькое обручальное кольцо, сомкнулись на его шее. Она прижималась к нему так, как будто тонула, а он выносил ее из штормовых волн, которые грозили вот-вот сомкнуться над их головами.
Однако когда они все же поднялись наверх, а два лакея распахнули перед ними двустворчатые двери покоев, Магда почувствовала, что краткому отчаянному счастью подошел конец.
Когда он поставил ее на ноги, Магда поняла, что они оказались в спальне. Прежде это была спальня матери Эсмонда, которую он к этому дню полностью переделал.
Стены затянуты материей светло-золотистого цвета. Толстый серый ковер покрывал весь пол. Мебель с блестящей полировкой, отливающей золотом, была сделана из великолепного ореха. Это было новшеством даже для столицы.
Три высоких окна выходили в сад и оказались сейчас занавешены тяжелыми серыми шторами из парчи, висевшими на витых золотистых карнизах.
Огромная кровать, на которой в свое время был рожден Эсмонд и на которой умерла его мать, была накрыта богатым атласным покрывалом темно-красного цвета с вкрапленной золотой нитью. Ни о чем подобном Магда и мечтать не могла. На туалетном столике лежали расшитые кружевные салфетки, на которых стояли флакончики духов с золотыми пробками и золотой туалетный прибор с гербом Морнбери. Красивое резное зеркало с позолоченной рамкой отразило ее хрупкую фигурку. Изящный маленький шезлонг, весь в красных атласных подушечках, стоял около белого мраморного камина, в котором был разведен большой, веселый огонь, распространяющий уютное тепло по всей огромной спальне. На всех столах стояли огромные вазы с белыми розами. Восковые свечи горели мягким светом в золоченых канделябрах. Эсмонд взял Магду за руку.
— Одну минуту, сэр… Эсмонд… — запинаясь, проговорила она. — Разрешите мне позвать служанку, чтобы она потерла мне виски… У меня кружится голова… в церкви было так душно…
Она запнулась почти на полуслове и неподвижно стояла перед ним, сжимая и разжимая сведенные от напряжения пальцы и не поднимая на него глаза.
Эту просьбу Эсмонд отнес за счет вполне понятной девичьей робости и скромности, но он больше не собирался откладывать знакомство с собственной женой и хотел непременно сейчас увидеть ее лицо.
Веселым и нежным голосом он сказал:
— Не забывай, моя любовь, что до сих пор мне приходилось довольствоваться только твоим милым образом на миниатюре. Теперь, когда мы выкрали у всех минутку уединения, позволь мне поцеловать те нежные губы, которые столько дней дарили мне улыбку с портрета.
— Н-нет… Нет… — отчаянно запротестовала Магда.
Но Эсмонд только рассмеялся и притронулся к ее кружевной вуали своими длинными, пальцами аристократа.
— Не бойся меня, дитя мое.
Отчаяние охватило Магду. Она была похожа на зверька, которого загнали в угол. Так не раз делали на протяжении всей ее жизни.
Девушка вдруг рассмеялась. Этот смех удивил Эсмонда Морнбери и проник в самое сердце. Неожиданно Магда резким движением подняла вуаль с лица… Не подняла даже, а сорвала ее с головы. Она стояла перед камином, повернувшись к нему так, чтобы при свете огня и свечей, горевших в канделябре на каминной полке, он мог разглядеть ее лицо.
— Смотри же, — хрипло проговорила она. — Смотри, кого ты только что поклялся любить!
Наступила минута молчания. Это молчание грозило оставить свой зловещий след в душах обоих молодых людей, стоявших сейчас напротив друг друга.
Эсмонд во все глаза смотрел в лицо своей супруги. Поначалу как бы не веря своим глазам, потом с ужасом…
Перед ним стояла отнюдь не миловидная девушка с портрета, посланного ему Адамом Конгрейлом. Сходства не было никакого! Он переводил взгляд на искривленный рот, изуродованный страшным шрамом, синевато-багровые рубцы, которые начинались от подбородка и шли по лицу вверх к брови. Это было не лицо, а жалкая раскрашенная маска. Ослепленный возмущением, граф не видел боли в глазах молодой жены. Даже ее волосы, отметил Эсмонд, непривлекательны, безжизненны, слишком сильно завиты. Очевидно, крашеные.
Он сдавленно вскрикнул:
— Господи Боже, что это?!
И снова у Магды появилось ощущение того, что она умирает. Еще одна смерть после десятка, пережитых с того дня, когда отчим принудил ее к участию в этом гнусном обмане. Девушка видела сейчас болезненный страх, испуг Эсмонда. Нежность исчезла с его лица, словно по мановению волшебной палочки, Магда, замирая сердцем, поняла, какое впечатление произвела на него ее внешность. Но вместе с тем она чувствовала и нечто вроде облегчения. Самая страшная черта пройдена, и молодая графиня ощутила
