В «Книге отмщений» утверждалось, что можно заключить необратимую сделку — связывающую Ани и Ее адепта единой целью, и что сделка эта вступает в силу лишь после первого убийства. Если страхи Джилли не беспочвенны, если сны — не просто сны, если Ани уже не так мертва, как когда-то, — возможные последствия будут ужасающими: Маледикт, охотящийся за Ластом, станет черпать силы в пролитой крови.
У Джилли пересохло во рту. Он перехватил флягу у Маледикта и сделал глоток. Было глупо бояться того, чего не может быть. Боги мертвы, а Маледикт — Маледикт лишь человек. Сны — еще не доказательство, даже если в них фигурировал меч; мастерство в фехтовании оплачено деньгами; а если Маледикт выжил после применения яда, то только благодаря проявленной осторожности, и лишь по счастливой случайности ему не сделалось плохо. Все эти зыбкие, поверхностные доказательства разлеталось вдребезги, стоило Джилли попытаться найти ответы, он остался наедине с комом в животе и привкусом меди во рту — язык до крови прикусил.
Он вспомнил, какое наслаждение горело в глазах Маледикта во время дуэли, с каким злым весельем юноша, пританцовывая, уклонялся от ударов Де Герра. Даже теперь, когда Джилли размышлял над правдоподобностью ночных кошмаров, Маледикт улыбался, поглаживая крылатую гарду меча, взгляд черных глаз заволокла дымка.
9
Чудесный погожий день едва перевалил за половину, и Джилли под предлогом похода в кондитерскую сбежал от компании знатных дам, прибывших посплетничать с самым скандальным придворным за последние несколько летних сезонов. В первый день, когда в особняк явилась толпа любопытных, Маледикта позабавила возможность покрасоваться на публике. Зато через неделю настроение его испортилось, а интерес постепенно пропал; сегодня он и вовсе бросил гостей на попечение Ворнатти.
Джилли, вызванный в парадную гостиную, обнаружил, что визитеров на сей раз больше обычного: вдоль стен, у спинета и даже на небольшой сцене — повсюду, казалось, толпились дамы. Мирабель оккупировала место хозяйки и сидела едва не в обнимку с Ворнатти, с одинаковой щедростью разливая окружающим чай и расточая злобу. Когда Джилли, стараясь не наступать на подолы и шлейфы, предстал перед бароном, тот приказал разыскать Маледикта во что бы то ни стало, где бы тот ни прятался.
На счастье, вовремя подвернувшийся заказ позволил Джилли покинуть дом в поисках пирожных и юноши. Он потянулся, оказавшись на солнышке, и неожиданно для себя расплылся в улыбке. В последнее время он проводил слишком много времени в душных, переполненных людьми помещениях. Проворный ветерок и легкий аромат моря действовали на его чувства, как бальзам. Джилли миновал Дав-сквер, где толпились ораторы: с наспех сколоченных трибун люди проповедовали эгалитаризм, призывали к мятежу, разглагольствовали об экономике. В самой гуще народа один провинциал, облаченный в лучшее платье, посмел завести разговор об отсутствующих богах, был тут же освистан толпой и замолк.
Джилли швырнул несколько медяков в сброшенное пальто защитника богов. Тот размашисто нарисовал в воздухе над головой своего благодетеля символ Баксита — бога праздности и благоразумия. «Пусть прекратятся сны», — мысленно попросил Джилли, кивнув головой в знак благодарности и направляясь к магазинам.
Расплатившись с кондитером, Джилли замедлил шаг. Ему не хотелось возвращаться на Дав-стрит. Он не отыскал Маледикта — а потому не имел ни малейшего желания выслушивать ругань Ворнатти или то и дело натыкаться на невидимые границы, вежливо очерченные женщинами, к которым он не имел права прикасаться. Сортируя в голове идеи и возможные отговорки, он брел в сторону набережной. Можно бы купить свежей рыбы и крабов для Ворнатти — и сочных устриц, немодную страсть к которым они разделяли с Маледиктом. Джилли выбрал извилистую дорожку, что вела по аллеям позади магазинов; этим путем ездили повозки с товаром. Аллеи пульсировали жизнью; Джилли посторонился, пропуская телегу с мешками сахара и специями из Приисков. По печати на тюках — в виде синего полумесяца — он определил, что это лучший импортный товар, предназначенный не для продажи в Итарусе или Дайнланде, а для приготовления изысканных сладостей, поставляемых ко двору Антира. В воздухе плыл аромат корицы и свежесобранных какао-бобов.
Шелест волн, плеск воды о пирс и днища судов возвестили о близости к пристани раньше, чем Джилли увидел ее. Аллея в последний раз нырнула — и вот перед ним открылась мощеная набережная, словно слившаяся с серой морской водой.
Джилли спустился к пристани, намереваясь понаблюдать за кораблями и матросами, быть может, отыскать у причала лодку своего приятеля Рега, когда взгляд его упал на силуэт в изысканной одежде. На набережной стоял юноша благородного происхождения; светлая рубашка поблескивала на солнце золотом, черные волосы спутались на ветру. Джилли замер. Не просто благородный юноша, но его юноша.
Маледикт неотрывно глядел на воду, на корабли, что чередою шли в порт и становились здесь на якорь. Юноша и сам слегка покачивался — словно представлял, что слился с морем, превратился в одну из волн.
— Строишь планы, как бы раздобыть койку на корабле, плывущем за границу? — спросил Джилли.
Маледикт не спеша перевел взгляд на корабль с красно-золотым носом и ростром в виде дельфина.
— С чего мне так усердствовать? К тому же, Ворнатти твердит, что Янус вернется. Ведь я могу ему доверять — не так ли?
Горечь в голосе юноши заставила Джилли замедлить шаг.
— Разумеется, — ответил он. — Что это на тебя нашло с утра пораньше? — Джилли уселся на волнолом и свесил ноги над бурлящей водой. Прибой выбрасывал на берег всякий мусор: грязные перья чаек, дохлую рыбу, что плавала кверху серебристым брюхом, веревки водорослей, вырванные со дна тяжелыми якорями.
— Мирабель, — отозвался Маледикт. — Она ходит за мной, как тень, следит за каждым движением, цепляется за руку, надевает платье в тон моему — это ненормально!
Джилли рассмеялся.
— Мэл, ведь мы же торгуем информацией, которую выудили из сплетен слуг, себе на пользу? Почему бы Мирабель не поступать так же? Она наверняка платит кому-то из нашей домашней прислуги.
— Тебе? — спросил Маледикт.
Джилли поднял взгляд на слепящее солнце — и мрачное лицо юноши.
— Скорее всего, Ливии, — ответил он. — Она неравнодушна к деньгам. Впрочем, особой опасности тут нет.
— Ну, значит, прикажи Ливии перестать этим заниматься. Или пускай врет Мирабель, что я надену розовое, когда я собираюсь надеть голубое. Она самолюбива и не станет липнуть ко мне, если вдруг окажется, что наша с ней одежда не гармонирует по цвету. — Маледикт столкнул ногой в воду перепачканную смолой щепку.
— Если Мирабель узнает, что ты намеренно ввел ее в заблуждение, она обидится — а она не тот человек, который легко забывает обиды, — предупредил Джилли. — Она ищет твоего расположения, Мэл.
Маледикт зарычал.
— Почему я? Нет, меня не интересуют причины. Просто останови ее.
— Ладно, — уступил Джилли.
Маледикт удивленно замер.
— Вот так просто?
Джилли ухмыльнулся — в кои-то веки ему удалось удивить Маледикта.
— Я знаю, что сказать. Главное — найти способ довести до нее нужную информацию.
Маледикт сделал глубокий выдох, расслабленно опустил плечи.
