Потом прикоснулся к полотну.
— Селия очень похожа на нее.
— В этом весь смысл благородного происхождения, — заметил слуга. — Аристократы на портретах различны только платьем да убором, а достигается такой эффект близкородственными браками. Не беда, что приходится порой плодить идиотов.
Гвардеец кашлянул; слуга обернулся, побледнел и опустился на колено. Улыбка Маледикта исчезла, в глазах появилась настороженность. Он положил ладонь на плечо слуги.
— Можешь встать, — разрешил Арис. — Твои рассуждения не новы, уверяю тебя. Если бы я тратил время, наказывая за них, мне некогда было бы заниматься государственными делами.
Слуга понурил голову и неуверенно поднялся.
— Можешь оставить нас, — сказал Арис.
Слуга обернулся к Маледикту за разрешением, тут же одернул себя и, поклонившись, вышел.
Маледикт покачал головой.
— Теперь он будет переживать по этому поводу несколько недель. Здесь полностью моя вина. Я разрешил ему любое свободомыслие.
— Не его мысли навлекут на него беду, — возразил Арис, — а его язык.
— И все же… приятно услышать откровенные слова, — проговорил Маледикт. — Нечасто такое удовольствие выпадает. — Он повернулся спиной к стене, увешанной портретами.
— Да, — согласился Арис почти шепотом. Оказавшись возле Маледикта, он всякий раз ощущал тепло — и всякий раз ему дивился. Король откашлялся. — Должен признаться, что не ожидал встретить тебя здесь. Послеобеденные собрания у Адама известны тем, что навевают скуку.
— Тогда зачем вы их посещаете? — спросил Маледикт, нахмурившись при виде другого полотна, с изображением тучного джентльмена в мехах.
— Я попросил список приглашенных, — пояснил Арис. — И когда прочел твое имя… — Король не без удовольствия заметил, что щеки юноши слегка порозовели.
— Ах, и что же я могу такого сказать, ради чего вы станете терпеть рассуждения об экономике или эгалитаризме? Скучнейшие рассуждения, смею заметить, — чуть суховато поинтересовался Маледикт.
Арис перехватил быстрый взгляд Маледикта, брошенный на гвардейца, и сменил тему.
— Я думал, ты расскажешь мне, как продвигаются ухаживания Януса. Мишель ничего не знает. А Амаранта…
— И вы спрашиваете об этом меня? — Маледикт понизил голос до оскорбленного полушепота. — Вы полагаете, что Янус делает перерывы в ухаживании, чтобы слать мне отчеты?
— Я не знаю, что думать, — взорвался Арис. — Янус не прислал ни одной весточки. Если честно, я не ожидал, что при выборе жены он будет руководствоваться в первую очередь политическими соображениями. Я считал, что его не интересует жизнь при дворе, и тем не менее… Амаранта по меньшей мере сложная женщина.
— Зато очень красивая, — заметил Маледикт; голос его доносился как будто издалека. — И, возможно, Янус считал, что его выбор вас порадует. Ведь Амаранта — дочь советника.
— Ты возлагаешь вину за его ухаживания на меня, — заключил Арис, пораженный тягостностью своего огорчения. Но чего же еще он ждал?
— Все мы делаем то, что должны делать, — проговорил Маледикт. Тихая усталость в его голосе прозвучала для Ариса как прощение.
— И все же мне ненавистна мысль о причастности к твоему горю. Если бы только это было в моей власти — я бы удовлетворил твои желания. — Набравшись смелости, король погладил мягкие локоны на затылке юноши.
— Я не верю, что вы бы так поступили. — Губы Маледикта медленно расплылись в улыбке.
— Не веришь? — переспросил Арис. — Не поведаешь ли мне, что тобой движет? Что вообще привело тебя к моему двору?
Маледикт одарил короля безжалостным взглядом сквозь темные бархатные ресницы.
— Янус.
— И только, — вздохнул Арис. Он сделал шаг назад. — Правдивы ли слухи о том, что ты знал его прежде? Что ты был…
— Крысой из Развалин? — договорил за короля Маледикт. — Боюсь, у меня не осталось уже ни одной тайны. Впрочем, если позволите, мне не хотелось бы это обсуждать. Прошлое прошло, Арис.
— Нет, — отрезал Арис. — Оно никогда не пройдет. По крайней мере оно не пройдет, пока все вокруг напоминает тебе о том, что ты сделал или потерял. — Он взял Маледикта за подбородок, большим пальцем коснулся мягких губ, наблюдая, как темные глаза становятся еще темнее. — Ошибся ли я? — прошептал он. — Ошибся ли я, когда уступил Ксипос Итарусу, чтобы спасти будущее, пожертвовав настоящим?
Маледикт рассмеялся.
— И вы спрашиваете меня? Та война случилась до моего рождения, сир.
«Он так юн?» — подумал Арис, испытывая странное облегчение оттого, что в мире есть хотя бы один человек, который не заставляет его переживать боль прошлого. Он шагнул ближе.
Маледикт бросил быстрый взгляд поверх королевского плеча.
— Он лишь мой телохранитель, — сказал Арис. — Он не в счет.
Маледикт выскользнул из объятий короля.
— Арис… как вы можете говорить здесь подобные вещи? В доме Вестфолла, где все люди равны? — Насмешка в равной мере относилась к причудам как Вестфолла, так и самого Ариса.
Тишину разорвал резкий окрик, в соседних комнатах возбужденно загудели голоса.
Гвардеец выругался. Мастифф подскочил, навострил уши и с рычанием протиснулся между Арисом и Маледиктом. Шерсть у него на загривке встала дыбом.
— Выясни, что там, — скомандовал Арис, опуская руку на холку Бейна. — Я в полной безопасности.
В ответ на лице юноши расцвела очередная усмешка:
— Неужели вы думаете, что ваши советники и ваш брат согласятся с этим утверждением? Разве можно быть в безопасности наедине со мной?
— А почему меня должно заботить их мнение? — спросил Арис, отвечая на тон вопроса, а не на сам вопрос. Ему стало душно.
— Потому, сир, — сказал Маледикт, — что вы принадлежите им, а не они вам.
Слова Маледикта тяжким бременем легли на сердце короля, и он понял: ложь не может так давить, Маледикт сказал правду.
— Вы по-прежнему считаете мое общество безопасным? — спросил Маледикт, протягивая руку. Он положил свою ладонь поверх ладони короля. Бейн перестал рычать.
Арис не мог понять, дрожит ли его рука или пес под ней.
— В достаточной безопасности, — прошептал Арис. Он склонился к губам Маледикта, желая попробовать, так же ли они сладки на вкус, как на вид — или, может, они горьки от горьких слов.
— Ничего важного, сир, — сообщил вернувшийся гвардеец. Маледикт отступил. — Слуга оторвал шлейф платья леди Мирабель. Она клянется, что он сделал это нарочно. Сейчас ваш брат наказывает его кнутом.
— Ох уж этот его норов, — проговорил Арис, качая головой. — Выясни, чьего слугу мне придется заменить.
— Это ваш слуга, Маледикт. — Гвардеец впервые обратился к Маледикту, признавая его присутствие.
Волна ярости прокатилась по лицу Маледикта, так преобразив его, что Арис застыл, а Бейн растерянно заскулил. Забыв о том, что он — вельможа, Маледикт стремглав бросился прочь из залы.
— Беги! — скомандовал Арис гвардейцу, сам не зная, хотел ли он защитить Маледикта от Мишеля или наоборот. Взяв Бейна за ошейник, он последовал за Маледиктом не спеша, как подобает королю.
В зеленом лабиринте сада растерянный Вестфолл дергал Ласта за рукав, однако Ласт не реагировал. Он в очередной раз замахнулся кнутом. Рядом стояла Мирабель, на ее губах играла легкая улыбка.
Слуга еле держался на коленях. Лицом он уткнулся в живую изгородь; кожа под разорванной
