— Смотрите, — говорила мисс Карабас, — это лучшие дети Земли и Мира. Многим из них нет и одиннадцати лет, а они умеют готовить обед, подметать, чистить картошку и ботинки, выращивать сельскохозяйственных животных и кроликов. Одни из них ездят на слонах, другие на собаках, четвертые на велосипедах. Мы будем здесь в Жевене соревноваться в разных видах трудовой и социальной деятельности. Мы будем награждать победителей медалями и башнями. У нас изготовлены башни всех стран. Башни всех стран, соединяйтесь! То есть дети всех стран, соединяйтесь! Дети СССР и Америки, обменяйтесь значками и рукопожатиями. Дети Китая и Тайваня, обнимите друг друга.
Ребята, приехавшие со всех концов Земли, были добрыми и послушными. Американчики немедленно побежали обмениваться значками с советскими, а китайчики и тайванчики стали разыскивать друг друга, чтобы обняться. Началась некоторая неразбериха. Стройный поток колонны смешался.
Слава богу, оркестр грянул вальс, и некоторые дети закружились в танце. Потом загремел рок-н-ролл, а затем брейк.
Рыжий мальчик Леша Измайлов не умел танцевать, не умел петь. Он умел только угодливо отвечать на вопросы взрослых. Поэтому он постепенно оттеснился от задорных участников в тихий уголок. Там стояла и переминалась с ноги на ногу и не знала, чем себя занять, целая команда в ярко-желто-зеленых костюмах. Команда была похожа на стайку волнистых попугайчиков. Это была команда Голландии, которая осталась без присмотра. Эмма и Аренд первыми бросились танцевать, когда загремела музыка.
Леша подошел к этим ребятам и стал рассматривать костюм одного элегантного мальчика, стоявшего немного в стороне. На костюме блистали вышитые лимончики. А на груди у Леши ярким солнышком горел герб СССР.
— Ты из какой страны? — спросил Леша.
— Из Голландии, — ответил мальчик. — А ты?
— Из СССР.
— Вот это да! Ты первый русский, которого я перед собой вижу. А где остальные?
— Вон скачут.
— А тебе что, это не нравится?
— Конечно, — сказал Леша. — Эта Карабас, как полковник. «Отпустите шары», мы отпускаем. «Идите танцевать», все идут.
— Правильно, — согласился Дидерик, — мы все как обезьянки в цирке у этой госпожи. И одеты одинаково.
Леша повнимательнее рассмотрел его костюм.
— А что такое «Фрешель»? — спросил он.
— Это такой лимонад. Мы его все время пьем. Он уже у нас из носа льется. Я думаю, что у меня вместо крови «Фрешель» в организме.
— А тебе мой костюм нравится? — спросил Леша.
— Мне любой нравится, кроме моего.
— Давай меняться.
— Давай.
— А где?
— Под любой трибуной.
Они быстро поменялись штанами, курточками и панамками. И радостный Леша побежал искать свою команду.
И сразу к лимонадным мальчикам подбежала товарищ Федулова. Она ухватила мальчика в советской форме за куртку и с криком:
— Вот ты где прячешься, а мы все тебя ищем! — потащила к своим.
Дидерик сделал два поворота вокруг своей оси у нее под рукой, вывернулся и убежал прочь, чем привел мадам-товарищ Федулову в неописуемую ярость.
С этой яростью мы еще сегодня встретимся.
В одном самом неудобном месте стадиона была сделана специальная трибуна для обслуживающего персонала. На ней небольшой группкой сидели наши пожилые гангстеры со специальными пластмассовыми ярлыками на груди. На этих этикетках стояло имя владельца ярлыка и было добавлено — «учебный сотрудник» (УС).
Видно, что учебные дедушки и бабушки очень гордились своими наклейками, не хуже, чем профессора своими званиями и степенями. Они все время подносили их к глазам и внимательно читали по слогам.
Снова над стадионом загремел голос мисс Карабас:
— А сейчас, дорогие участники, займите ваши места на трибунах. Для вас начнется большой концерт. Лучшие артисты цирка выступят перед вами. Прошу всех покинуть поле: на арене живые львы!
Ребята, как ошпаренные, побежали на трибуну, а когда поле очистилось, на арену высыпало двадцать тряпичных львов, и они начали веселый танец.
А в середине стадиона на самой удобной трибуне в окружении своих телохранителей и воспитателей сидел международный принц Филлип, блондин. Он никак не мог решить вопрос: кто он — гость фестиваля или его участник? Надо ли ему вежливо хлопать на трибуне победителям и снимать кепочку. Или надо самому бегать, прыгать, чистить картошку и все делать, как положено на этих запутанных спортивно- хозяйственных играх. Принц и шпага — это прекрасно. Принц и картошка — это сомнительно, но демократично.
Сам принц не собирался ехать на этот посудохозяйственный праздник. Но королева-мать сказала ему:
— Ты должен поехать, сын. Ты должен показать демократическое лицо нашего семейства.
Его посылали сюда не сидеть гостем в почетной ложе, его посылали для того, чтобы он помог своей стране Штейн, монархии, которой правили его родители и которая переживала трудные времена.
Местность в его стране была гористая, неплодородная, и страна беднела. А когда-то она была богатой. Тогда, когда бароны-грабители строили в ней свои замки и стаскивали под их стены все награбленное.
Сейчас в Штейне не хватало всего: сельскохозяйственных полей, отраслей промышленности, денег и даже граждан. Потому что большие группы людей уезжали из страны. Все взоры последних жителей были обращены на Филлипа. Он должен был создать банки, соорудить отели, поднять альпинизм и открыть источники минеральной воды.
На бледного, неуклюжего и не очень сообразительного принца сваливалась столь грандиозная задача.
Глава двадцать первая
СУРОВЫЙ РАЗГОВОР В ГОСТИНИЦЕ «АМБАСАДОР»
Товарищ Федулова собрала всех ребят и Игоря Ивановича в большом двухкомнатном номере, отведенном советским ребятам. И начала без всяких предисловий:
— У нас случилось ЧП. Один из наших товарищей, из наших бывших товарищей, сегодня совершил чудовищный проступок. И он должен быть отправлен в Москву.
В это время дверь номера распахнулась и с огромной рекламной улыбкой на зубах в номер вошел мистер Кирпичиано — начальник подвижной группы учебных сотрудников фестиваля. Он был похож на президента небольшой южноамериканской республики на заслуженном отдыхе. Элегантный, седой, в светло-сером костюме, с крупноразмерными шрамами от политических сражений, и зеленые швейцарские лампасы светились на нем не как швейцарские, а как генеральские в отставке.
Кирпичиано внес большой фотопортрет госпожи Карабас в деревянной рамке под стеклом с надписью «Моим дорогим русским друзьям».
