– Извините… – хрипло проговорила она.
– Вам не за что извиняться.
Эдвина не смотрела на него. Но, услышав его шаги по ковру и почувствовав тепло его тела, поняла, что Прескотт стоит у нее за спиной. Однако он не прикасался к ней. И от этого глубокая печаль охватила ее сердце.
– Не надо было мне заставлять вас поверить… Ну, в общем, извините меня, Прескотт.
– Вы не сделали ничего дурного, Эдвина. Это целиком моя вина. Мне не нужно было нажимать на вас, когда было очевидно, что вы еще не готовы.
– Не готова? Я не знаю, можно ли быть менее готовой, чем я.
Собравшись с мужеством, она решила, что уже в состоянии покончить с этой нелепой ситуацией. Она медленно повернулась.
Лицо Прескотта выражало искреннюю озабоченность.
– Ах, Эдвина! – воскликнул он и нежно обнял ее.
О Господи, ей так хорошо, очень, очень хорошо, когда он ее обнимает! Прижавшись к его груди, Эдвина слышала гулкие удары его сердца, наслаждаясь этим мгновением счастья, потому что понимала, что скоро оно растает в тумане.
– Я чувствую себя ужасно, потому что стал причиной ваших переживаний, – пробормотал Прескотт. – Ваша преданность покойному супругу достойна восхищения.
Она захлопала ресницами.
– Ч-что?
– Мне не следовало даже пытаться подбивать вас на осквернение светлой памяти вашего покойного супруга. Видимо, вы его так любили… Очевидно, ваши чувства сильны по-прежнему. Он был… Ему очень повезло с вами. Я ему от души завидую.
Эдвина чуть отстранилась от Прескотта, чтобы посмотреть на него.
– Вы подумали, что… – она показала на свое зареванное лицо, – все это… потому что я скорблю по своему умершему мужу?
– Я знаю, что вы его искренне любили, и, очевидно, даже мысль о близости со мной вас очень сильно расстраивает. Ваши чувства серьезны и глубоки, и от этого я только еще больше уважаю вас и не могу вами не восхищаться.
– Ах, дорогой мой, – вырвалось у Эдвины, которая была растрогана до слез. Но она не могла, воспользовавшись ситуацией, спрятаться за благочестивым фасадом бедной безутешной вдовушки. Любая неискренность была ей противна.
Эдвина высвободилась из объятий Прескотта, подошла к кровати, вынула из стопки одежды нежно- розовый пеньюар и надела его. При этом, завязывая пояс, она чересчур сильно стянула талию, но не стала ослаблять пояс, решив таким своеобразным способом наказать себя.
Стиснув руки в замок, она снова повернулась к Прескотту:
– Я переживаю не из-за кончины своего мужа, Прескотт.
– Не из-за этого? Из-за чего же тогда?
Эдвина вздохнула и опустила глаза.
– Мне кажется… все это объясняется тем, что я непростительно неопытна в вопросах страсти. – Эдвина прошла дальше в комнату. – Я в полном смятении. Я не умею… Я не знаю, как стать… соблазнительной. – Ее щеки запылали. – Просто мне противно чувствовать себя глупой неумехой… Особенно учитывая, что вы привыкли иметь дело с дамами, весьма искушенными в любовных делах.
Прескотт сделал шаг к Эдвине.
– Так, значит, скорбь по покойному супругу здесь ни при чем?
Она покачала головой:
– Нет.
– Но в общем, было бы вполне естественно иметь такое чувство… словно предаешь родного человека…
Скривив губы, Эдвина покачала головой:
– Ничего подобного я не испытываю, поверьте мне.
У него в глазах вспыхнула надежда.
– Может быть, вам кажется, что, когда вы со мной, вы оскверняете его память?..
Она снова покачала головой:
– Вовсе нет.
– Наверное, вы не можете не сравнивать нас?..
– Ну, по-моему, совсем этого избежать нереально.
Прескотт опустил глаза и заметно сник.
В уголках губ Эдвины притаилась улыбка.
