— Вот и я. Пришел за вами. Нужно разойтись по домам, да поскорее.
Я встал со стула, на котором сидел.
— Что это значит? Неужели они не придут?
— Нет, — ответил литейщик, — никто не придет. Все кончено.
Он поспешно сообщил мне, что обегал весь квартал в поисках ружья и что все его старания были тщетны; он повидался с «двумя-тремя товарищами»; на ассоциации рассчитывать нечего, «они не выйдут на улицу»: события, разыгравшиеся днем, устрашили всех, самые храбрые — и те дрожат; бульвары завалены трупами, войска «убивали зверски»; через минуту-другую баррикаду начнут штурмовать; он прибавил, что, подходя к лазарету, слышал мерный гул шагов, направлявшихся к перекрестку, — это, конечно, шли солдаты; здесь, сказал он, нам нечего делать, нужно уйти как можно скорее; было «просто глупо» назначить встречу в этом доме, где нет второго выхода; может быть, уже сейчас трудно будет выбраться из этой улицы, времени у нас осталось в обрез.
Все это он рассказал второпях, задыхаясь, короткими фразами, поминутно прерывая их восклицаниями: «И подумать только, что у нас нет оружия! И подумать только, что у меня нет ружья!»
Не успел он договорить, как с баррикады послышался крик: «Берегись!», и почти тотчас грянул выстрел.
Ответом на него был сильный залп. Несколько пуль задели дощатый забор, отделявший лазарет от улицы, но они летели вкось, и ни одна не пробила досок. Мы услыхали, как на улицу со звоном посыпались разбитые стекла.
— Мы опоздали, — спокойно сказал литейщик. — Баррикаду атакуют.
Он придвинул себе стул и сел. Оба рабочих, по-видимому, стреляли превосходно. Нападающие дали по баррикаде два залпа, один за другим. Баррикада отвечала частым огнем. Затем стрельба прекратилась. Наступило затишье.
«Они пошли в штыки! Идут беглым шагом!» То был голос с баррикады. Второй голос ответил: «Пора! Уйдем скорее!» Грянул последний выстрел. Затем удар, который мы приняли за предостережение, потряс дощатый забор, укрывавший лазарет. На самом деле это один из рабочих, уходя, бросил свое ружье, и оно, падая, стукнулось о доски. Мы услышали быстрые шаги обоих защитников баррикады, вскоре замершие в отдалении.
Мгновение спустя со стороны баррикады донесся громкий говор и стук прикладов о мостовую.
— Кончено, — сказал литейщик и задул свечу.
Тишина, за минуту до этого царившая на улице, сменилась зловещим шумом. Солдаты прикладами стучали в двери домов. Каким-то чудом они проглядели дверь в лавку. Задень ее кто-нибудь из них хотя бы локтем — сразу обнаружилось бы, что она не заперта, и они ворвались бы к нам.
Кто-то, вероятно офицер, орал: «Сейчас же осветите окна!» Солдаты ругались. Мы слышали, как они говорили: «Где эти негодяи красные? Обыскивай дома!»
В лазарете было совершенно темно. Там не слышалось ни единого слова, ни единого вздоха. Даже умирающий, и тот, словно сознавая опасность, перестал хрипеть. Я чувствовал, как девочка в страхе прижалась к моим ногам.
Солдат стучал по бочонкам баррикады, приговаривая: «Славный костер разведем сегодня ночью!» Другой спрашивал: «Куда же они могли деться? Их было никак не меньше тридцати! Обыщем дома!»
Кто-то возразил: «Вздор! Что будешь делать в такую темень? Врываться в квартиры буржуа? С той стороны — пустыри! Туда они и удрали!»
«Все равно, — твердили другие. — Обыщем дома».
В эту минуту в дальнем конце улицы раздался ружейный выстрел. Этот выстрел спас нам жизнь.
По всей вероятности, стрелял, чтобы выручить нас, один из рабочих, защищавших баррикаду.
— Стреляют в той стороне! — закричали солдаты. — Красные там! — И, оставив баррикаду, они побежали по улице, в том направлении, откуда донесся выстрел.
Оба мы, литейщик и я, разом встали.
— Они ушли, — шепнул он мне едва слышно. — Идем скорее!
— Как же быть с этой несчастной женщиной? — спросил я. — Неужели мы бросим ее здесь одну?
— Эх! Обо мне не тревожьтесь! — воскликнула старуха. — Мне бояться нечего, я при лазарете; у меня раненые; я даже свечу зажгу опять, когда вы уйдете! А вот мой муж, бедняга, так и не вернулся!
Мы на цыпочках прошли через лавку. Литейщик бесшумно приоткрыл дверь и выглянул наружу. Некоторые жильцы соседних домов подчинились приказу и осветили окна. Четыре или пять свечей горели кое-где на подоконниках. Слабое, мигавшее от ветра пламя тускло освещало улицу.
— Ни души! — шепнул мне литейщик. — Но мешкать нельзя, они, наверно, скоро вернутся.
Старуха закрыла за нами дверь, и мы очутились на улице. Перебравшись через баррикаду, мы быстрым шагом двинулись дальше. Мы снова прошли мимо убитого старика. Он все еще лежал, распростертый на мостовой; в бледном колеблющемся свете, падавшем из окон, он казался спящим.
Подходя ко второй баррикаде, мы услыхали позади себя, в некотором отдалении, шаги возвращавшихся солдат.
Нам удалось благополучно добраться до развалин снесенных домов. Здесь мы были в безопасности. Откуда-то все еще доносилась ружейная пальба. Литейщик сказал:
— Дерутся неподалеку от улицы Клери.
Выбравшись из развалин, мы окольными путями, из переулка в переулок, рискуя наткнуться на патруль, миновали Центральный рынок и вышли па улицу Сент-Оноре.
На углу улицы Арбр-Сек мы расстались, потому что, сказал литейщик, вдвоем ходить опаснее, чем поодиночке. Я вернулся в свое убежище, на улицу Ришелье № 19.
Переходя улицу Бурдоне, мы увидели бивак на площади Сент-Эсташ. Войсковые части, посланные брать баррикады, еще не вернулись. Бивак охраняли всего несколько рот. Слышались взрывы смеха. Солдаты грелись у больших костров, пылавших в нескольких местах. В огне ближайшего от нас костра можно было различить колеса повозок, послуживших для постройки баррикад. От некоторых остались только раскаленные докрасна ободья.
III
Ночные события. Улица Пти-Карро
Той же ночью, почти в то же время, в нескольких шагах от того места, где я находился, совершилось страшное злодеяние.
После разгрома баррикады, на которой погиб Пьер Тиссье, ее защитники, человек семьдесят — восемьдесят, отступили в полном порядке по улице Сен-Совер. Выйдя на улицу Монторгейль, они собрались на перекрестке, там, где улица Пти-Карро переходит в улицу Кадран. Здесь улица поднимается в гору. Поблизости, на углу улиц Пти-Карро и Клери, находилась покинутая баррикада, довольно высокая и хорошо сложенная. Утром там сражались. Солдаты взяли ее, но не разрушили. Почему? Как мы уже говорили, в тот день было много таких загадочных случаев.
Группа вооруженных людей, вышедших на улицу Монторгейль с улицы Сен-Дени, остановилась у этой баррикады. Они выжидали, удивляясь тому, что их не преследуют. Может быть, войска боялись углубляться в лабиринт этих узеньких, извилистых улиц и переулков, где за каждым углом могла скрываться засада? Или, возможно, войскам был дан какой-нибудь новый приказ? Предположений было множество. К тому же откуда-то, очевидно с бульваров, расположенных совсем близко, доносился оглушительный грохот ружейных залпов и громовые раскаты непрерывной канонады. Но патронов у них не было, им оставалось только прислушиваться к пальбе. Знай они, что творится на бульваре, их не удивило бы, что за ними не гонятся. Там началась бойня. Занявшись резней, генералы прекратили сражение.
Люди, толпой бежавшие с бульваров, тоже попадали на этот перекресток, но, завидев баррикаду, поспешно поворачивали назад. Однако некоторые из них присоединились к тем, кто стоял у баррикады, и, негодуя, стали призывать к отмщению. Один из беглецов, живший поблизости, отправился к себе домой и принес жестяной бочонок, наполненный патронами.
