Этого количества было достаточно, чтобы драться в течение часа. Общими усилиями немедленно была построена баррикада на углу улицы Кадран. Таким образом с улицы Пти-Карро, прикрытой теперь двумя баррикадами — одной со стороны улицы Клери, другой со стороны улицы Кадран, — можно было обстреливать улицу Монторгейль на всем ее протяжении. Защитники этих двух баррикад находились между ними словно в крепости. Вторая баррикада была надежнее первой.
Почти все эти люди были в сюртуках. Многие выворачивали булыжники, не снимая перчаток.
Рабочих среди них встречалось немного, но эти немногие выделялись своей энергией и умственной зрелостью: то был, можно сказать, цвет народа. Жанти Сар примкнул к борцам и тотчас возглавил их.
Его сопровождал Шарпантье, человек слишком храбрый, чтобы отказаться от борьбы, но слишком мечтательный, чтобы командовать.
Тем временем на улице Монторгейль, там, где на нее выходит улица Моконсейль, возникли два укрепления, также замыкавшие пространство метров в сорок.
Еще три баррикады, но очень ненадежные, заграждали ту же улицу Монторгейль на отрезке между улицей Моконсейль и площадью Сент-Эсташ.
День клонился к вечеру. Стрельба на бульварах затихла. Можно было ожидать внезапного нападения. Поэтому восставшие выставили часовых на углу улицы Кадран и отправили небольшой разведочный отряд в сторону улицы Монмартр. Разведчики вскоре вернулись; из добытых ими сведений явствовало, что на площади Виктуар располагается биваком какой-то полк.
Положение горсточки храбрецов, которых возглавил Жанти Сар, как будто выгодное, в действительности было ненадежно. Они были слишком малочисленны, чтобы одновременно защищать баррикады и на улице Клери и на улице Монторгейль, и если бы высланный против них отряд обошел их с тыла, под прикрытием второго укрепления, он успел бы начать атаку, не будучи ими замечен. Во избежание этого борцы выставили заставу на улице Клери. Кроме того, защитники первой баррикады установили связь с баррикадами на улице Кадран и с обеими баррикадами на улице Моконсейль. Эти баррикады находились примерно в полутораста шагах от главных укреплений. Обе они были высотой в шесть с лишним футов, но охранялись только теми шестью рабочими, которые их построили.
Около половины пятого, с наступлением сумерек — в декабре темнеет рано, — Жанти Сар, взяв с собой четверых вооруженных людей, отправился на рекогносцировку; к тому же он задумал построить в каком-нибудь ближнем переулке передовую баррикаду. По дороге им попалась покинутая баррикада, сложенная из бочек. Но оказалось, что все эти бочки пустые, кроме одной, в которой лежало несколько булыжников; под таким прикрытием не удалось бы продержаться и двух минут. Когда, осмотрев это укрепление, они двинулись дальше, внезапно грянул залп: это стрелял взвод пехоты, стоявший совсем близко и едва приметный в полумгле. Жанти Сар со своим маленьким отрядом быстро повернул назад, но один из его спутников, сапожник из предместья Тампль, раненный пулей, упал. Они вернулись и забрали его с собой. Ему раздробило большой палец правой руки. «Какое счастье, — воскликнул Жанти Сар, — что они его не убили!» — «Нет, — отозвался бедняга, — они убили мой хлеб! — И прибавил: — Я не смогу больше работать: кто прокормит моих детей?»
Они возвратились на баррикаду, неся раненого. Один из борцов, студент-медик, сделал ему перевязку.
Повсюду пришлось расставить караулы из числа самых надежных людей, поэтому небольшой центральный отряд сильно уменьшился и ослабел. На баррикаде осталось не больше тридцати человек.
Здесь, как и в квартале Тампль, все уличные фонари были потушены, газовые трубы перерезаны, окна закрыты и темны; ни луны, ни звезд. Все тонуло во мраке.
Издалека доносились ружейные выстрелы. Войсковая часть, стоявшая у церкви св. Евстахия, регулярно, через каждые три минуты, выпускала в сторону баррикады Жанти Сара по одной пуле, словно заявляя: «Мы здесь». Защитники баррикады думали, что до рассвета атаки не будет. Вот какие разговоры они вели между собой.
— Как бы я хотел раздобыть охапку соломы, — вздыхал Шарпантье. — Мне кажется, мы здесь заночуем.
— Неужели ты сможешь заснуть? — усмехнулся Жанти Сар.
— Я-то? Разумеется, засну.
И действительно, спустя несколько минут он уже спал.
В этой темной, запутанной сети узких улиц и переулков, перегороженных баррикадами и блокируемых войсками, остались открытыми два кабачка, где больше щипали корпию, чем пили вино, так как начальники разрешили пить только слегка подкрашенную вином воду.
Один из кабачков находился как раз между двух баррикад улицы Пти-Карро. Время смены караула борцы определяли по стенным часам, висевшим в низком полуподвальном зале кабачка. В комнате, выходившей на двор, были заперты две подозрительные личности, затесавшиеся среди восставших. Одного из этих людей схватили в ту минуту, когда он говорил: «Я пришел драться за Генриха Пятого». Их держали под замком, у двери стоял часовой.
Соседняя комната служила походным лазаретом. Там, на тюфяке, брошенном на пол, лежал раненый сапожник.
На всякий случай устроили еще другой лазарет на улице Кадран; чтобы удобнее было переносить туда раненых, на углу баррикады оставили проход со стороны лазарета.
Около половины десятого вечера к баррикаде подошел какой-то человек.
Жанти Сар узнал его и тотчас окликнул:
— Здравствуй, Дени!
— Зови меня Гастоном, — сказал пришедший.
— Это почему?
— Потому.
— Разве ты и твой брат — одно лицо?
— Да, я — мой брат; на сегодня.
— Пусть так. Здравствуй, Гастон.
Они обменялись рукопожатием.
То был Дени Дюссу.
Весь в крови, он был бледен и спокоен; он уже дрался утром на одной из баррикад предместья Сен- Мартен; пуля пробила ему пальто на груди, скользнула по монетам, лежавшим в жилетном кармане, и содрала кожу. Дени Дюссу выпало редкое счастье — его лишь слегка задело пулей. На первый раз смерть только царапнула его когтями. Дени был в фуражке; шляпа осталась на той баррикаде, где он сражался; пальто из белильского сукна, продырявленное пулей, он заменил купленным у старьевщика плащом с капюшоном.
Как он добрался до баррикады Пти-Карро? Этого он и сам не мог бы сказать. Он шел куда глаза глядят, пробираясь из переулка в переулок. Судьба руководит своими избранниками и во мраке указывает им верный путь к цели.
В ту минуту, когда Дени вступил на баррикаду, ему оттуда крикнули: «Кто идет?» Он ответил: «Республика!»
Все видели, как Жанти Сар пожал ему руку; люди спрашивали Жанти Сара:
— Кто это?
Жанти Сар сказал:
— Человек стоящий, — и прибавил: — Нас только что было шестьдесят борцов; теперь нас сто.
Все столпились вокруг вновь пришедшего. Жанти Сар предложил ему взять на себя командование баррикадой.
— Нет, — сказал Дюссу. — Тактика баррикадного боя совсем особая, я ее не знаю. Я был бы плохим командиром, но я хороший солдат. Дайте мне ружье.
Усевшись на булыжниках, стали беседовать о том, что было сделано за день. Дени говорил о схватках в предместье Сен-Мартен, Жанти Сар рассказал ему о борьбе на улице Сен-Дени.
Тем временем генералы подготовляли последний приступ — то, что маркиз де Клермон-Тоннер в 1822 году называл ударом в челюсть, а князь де Ламбеск в 1789 году — ударом под ложечку.
