Казалось, она заледенела в дверях, несмотря на жару в 97°.
– У тебя есть минутка? – спросил он.
– Нет, – прошептала она, прерывая бесконечную тишину. – У меня… у меня торжественный ланч. В Университете. На кафедре геологии.
Она лгала. Только он не знал, почему. Так что он надавил на нее.
– Ты произносишь речь?
– Нет.
– Тогда минутка у тебя есть. Могу я войти? Пожалуйста?
По ее пораженному взгляду он мог точно сказать, что через двери его пропустила лишь подчеркнутая вежливость.
«Хорошо, – сказал он себе. – Не паникуй». Он много об этом думал. Конечно, они провели вместе безумную ночь, наверное, самую безумную в их жизни, но в ней было нечто большее, чем обычное безумие, и она должна была это понимать. Она была напугана, вот и все. Напугана им, напугана тем, что они сделали, напугана своими чувствами. Он собирался избавить ее от этих страхов.
Она пошла в кухню, и он последовал за ней, считая каждый шаг за маленькую победу. Ее волосы были уложены в высокую элегантную французскую прическу, а на шее поблескивала влага. Он хотел облизать ее, начиная с того места и постепенно продвигаясь к более интересным. Но он не будет этого делать. Нет. Он будет вести себя хорошо. Он не будет соблазнять ее или подталкивать к чему-то, о чем ей потом потребуется раздумывать. Планы его были долговременными, так что придется набраться терпения.
В коридоре она внезапно остановилась, и, чтобы не налететь на нее, он обхватил ее руками, что было самой страшной ошибкой в его жизни. Кожа ее была такой мягкой, такой теплой.
– Прости, я… – Проклятье, да ему не было жаль. Он потерял дар речи от желания притянуть ее к себе и поцеловать. Ему следовало ее отпустить. Он это хорошо понимал. Просто не мог сделать этого. Вот вам и благие намерения. Проклятье.
– Куин, я… я не могу этого сделать. – Ее голос был совсем слабым, будто она могла расплакаться в любую секунду.
– Не можешь сделать чего? – спросил он, осторожно поворачивая ее лицом к себе.
– Быть с тобой. Видеть тебя. – Ее глаза были опущены. Он видел лишь верхушку ее головы, пока не взял за подбородок и не поднял ее лицо вверх.
Потом он заметил ее глаза, и от увиденного сердце рванулось на дно желудка.
– Ты плакала, – сказал он. Ее глаза были красными, их серый цвет – размытым.
– Не переставая, после твоего ухода. – Это признание далось ей нелегко – ее взгляд медленно уперся в пол.
– Почему Реган? Если таковы твои чувства, почему мы не можем быть вместе?
– Потому что у меня не хватит на это мужества. Та ночь… Я не смогу так жить, Куин. Никогда не зная, в безопасности ли ты. Жестокость за каждым углом. Люди, назначающие цену за твою голову. – Ее взгляд снова обратился на его лицо. – Я люблю тебя, Куин. Люблю сильнее, чем думала, что смогу кого-либо полюбить, но такая жизнь убьет меня.
Она любит его. Куин почувствовал, как эти слова ослабляют напряжение, охватившее его в тот момент, когда она прогнала его за порог четыре дня назад. Он сможет справиться со всем остальным, если она любит его.
– Ты украла мое сердце, Реган, – сказал он ей, – и я не особо хочу получить его обратно.
– О, Куин, – сказала она, и он подумал, что никогда не слышал голоса печальнее. Большего он выдержать не мог.
Не отпуская ее подбородка, он наклонил голову, чтобы подарить ей нежный поцелуй, только поцелуй, только одну единственную секунду соприкосновения губ, лишенную того дикого жара, который охватил их в пятницу вечером.
Но она разрушила его невинные намерения внезапным вздохом и легким прикосновением языка к его губам. Эта мимолетная ласка, короткое влажное касание стало настоящим вызовом.
Он старался сохранять неподвижность, зная, как легко можно поддаться внезапному взрыву жара, искры которого она посылала по его телу. Как легко оказаться между ее ног, сжимающих бедра. Как легко впечатать ее в стену. Как легко задрать ее платье.
Он не мог так поступить. Не мог поддаться той прекрасной земной страсти, которой она служила вдохновением. Той ночью они занимались любовью четыре изумительных раза, но этого оказалось недостаточно, чтобы привязать ее к нему. Если он хотел ее, то должен был дать нечто большее – а он определенно хотел ее.
– Поехали со мной, Реган, – сказал он, подняв голову. – Ты можешь дать мне час? Я кое-что хочу тебе показать. Хочу тебя познакомить кое с кем.
Она долго неотрывно смотрела на него, прежде чем кивнуть в ответ.
– Я… эмм, хорошо, – колеблясь, сказала она: все сомнения были написаны у нее на лице и слышались в голосе. – Только на час.
Он не дал ей возможности передумать. Через пару минут, он уже пристегнул ее ремнем безопасности и завел Роксанну, готовую к путешествию.
Далеко ехать не пришлось. После пятнадцатиминутного маневрирования по улочкам Боулдера они въехали в восточную часть города, где располагался район новых особнячков.
Реган мгновенно поняла, где они находятся и с кем он хочет ее познакомить, и впервые с того момента, как он вошел в ее дверь и вернулся в ее жизнь, почувствовала, как зарождается надежда.
Такое случается, когда мужчина знакомит подружку со своей матерью.
– Это дом твоей мамы, – сказала она, и он кивнул.
– Она не знает, что мы приехали, – объяснил он. – Не хотел обнадеживать ее раньше времени, ты ведь могла отказаться.
– А это нормально? Ну, что мы вот так появимся ни с того ни с сего?
В ответ он коротко рассмеялся.
– Поверь мне, Реган. Она моя мать. Я могу заявиться хоть в два часа ночи с половиной цирка Барнума и Бейли на хвосте, но она все равно будет рада меня видеть – а потом всех накормит. Надеюсь, ты голодна.
Нет. Вообще. Особенно сейчас. Но она была взволнована. Ведь он привез ее к своей матери.
– Моя мать умерла много лет назад, – сказала она ему. Она не знала, зачем говорит это, но внезапно почувствовала, что нужно этим поделиться. – Мой папа тоже.
– Я помню, – сказал он, удивив ее. – Уилсон, бывало, много о них рассказывал, пока мы копались в земле каких-нибудь Богом забытых холмов. Каждый раз, как кто-то начинал ныть – а ныли мы предостаточно – он рассказывал очередную историю о твоих маме и папе, о том, сколько приключений выпало на их долю, и однажды упомянул их гибель. – Он погладил ее по лицу, скользнув большим пальцем по щеке. – Я бы поцеловал тебя, – тихо сказал он, – но не хочу, чтобы при встрече с мамой ты выглядела так, будто я тискал тебя на заднем сидении.
Да, наверное, действительно не стоило, но искушение было велико. Она страшно скучала по нему, а он выглядел так, что его хотелось проглотить: белая рубашка поло, джинсы с ширинкой на пуговицах – да она заметила – и ковбойские сапоги из змеиной кожи.
У входной двери он позвонил, а потом достал собственные ключи.
– На самом деле я здесь так никогда и не жил, – объяснил он. – Но маме нравится, что у меня есть ключи и я могу приходить и уходить, когда захочу. Думаю, таким образом она пытается возместить мне то время, когда нам некуда было пойти. Безумие, да? Можно подумать, у меня нет дома в Эвергрине и квартиры на Стил Стрит.
– У тебя есть дом в Эвергрине? – спросила она, называя город, расположенный в горах недалеко от Денвера. Удивительно, что она не знала этого.
– Да. Думаю, разговоры об этом как-то не заходили, а? – Замок щелкнул и он, широко распахнув дверь, пригласил ее внутрь.
– Нет, не заходили. – Она вошла в просторную прихожую, затем шагнула в еще большую по размерам гостиную и пораженно распахнула глаза. Дом был украшен самыми разными цветами и всевозможными
