женском спорте, он бросает на меня удивленный взгляд.
— Ты уверена? — спрашивает он.
— Я хочу испытать свои силы, — отвечаю я, стараясь придать голосу гордое звучание Будущего Журналиста Америки, — и я правда хочу попробовать себя в чем-то новом. На следующей неделе будут официальные соревнования по футболу, теннису и бегу по пересеченной местности.
— Мы обычно отводим полный разворот под спортивные полосы. Ты уверена, что сумеешь сама набрать достаточно материала, или тебе нужен помощник?
— У меня он есть, — отвечаю я.
— Ну что ж, отлично! Прекрасная идея, Софи! Правда прекрасная, — говорит он, и в тот момент мне кажется, что дело пойдет легко.
Но через неделю, когда меня едва не ударяет по носу футбольный мяч, я понимаю, что поторопилась с выводами. «Берегись!» — кричит кто-то, и хотя я успеваю пригнуться и избежать удара по голове, в процессе этого я роняю ручку под трибуны. Видя, что игра остановилась из-за каких-то нарушений (примечание: выяснить, какие виды штрафных санкций есть в футболе), я спрыгиваю со скамейки и лезу под стойки трибуны, отбрасывая в стороны стаканчики и обертки из-под конфет, и наконец нахожу ручку в середине сырного пятна от чипсов начос. Когда я, счистив сыр с ручки, возвращаюсь на свое место, вся женская футбольная сборная Томаса Джефферсона обнимает другу друга и прыгает в экстазе. У меня появляется подозрение, что я пропустила что-то важное.
Как и следовало ожидать, одна из подружек Кэролайн отрывается от остальных и с развевающимся за спиной хвостиком светлых волос бежит ко мне.
— Ты это видела? — восклицает она, едва дыша.
— Видела что?
— Ну, как я забила пенальти. Выигрышный пенальти.
— О да. Ты пнула мяч, и он полетел вот в эти ворота, — говорю я, показывая на ворота в дальнем правом конце поля.
— Нет, — возражает она, указывая в другом направлении, — он попал в эти ворота. А где Марк? Он всегда смотрит наши матчи.
Марк, вероятно, в каком-нибудь подземном логове занимается тем, что втыкает иголки в куклу вуду, изображающую Софи, но я решаю соврать и отвечаю, что Марк собирается прийти на следующий осенний матч.
— Но сейчас, судя по всему, он стал большим фанатом мюзиклов, — добавляю я, чувствуя укол еще одной воображаемой иголки.
— Ладно, проехали, — говорит она. — Главное, убедись, что ты правильно записала мое имя. Он всегда пишет его с ошибкой.
— Я прослежу за этим, — заверяю я ее, ожидая, что она побежит обратно к товарищам по команде, но она не двигается с места. Думая, что я должна высказать еще какую-нибудь похвалу, я добавляю: — И правда отличная игра, кстати. Ты закинула мяч очень далеко. То есть я не думала, что он полетит так далеко, но он все-таки полетел.
— Спасибо, — сухо благодарит она. — А ты не собираешься взять у меня интервью?
— Ах да, точно. Я собиралась взять интервью у всех вас в раздевалке.
— То есть когда мы будем переодеваться?
— Ага. Я подумала, что так статья получится более живой, — говорю я. — Ну, знаешь, запах пота, дух товарищества. И все такое.
Она смотрит на меня так, как будто я только что предложила им всем взяться за руки и сыграть в «бутылочку».
— Да ладно тебе, — говорю я как можно более бодрым и небрежным тоном. Я встаю и подталкиваю ее к раздевалке. — Начнем по пути.
Я задаю вопросы Марте ровно столько времени, сколько требуется для того, чтобы убедиться в отсутствии у нее родимых пятен в форме звезды. После этого я перехожу к остальным членам команды, которые потихоньку подтягиваются в раздевалку и начинают скидывать спортивные маечки и влезать в узкие джинсы. Истощив свой запас футбольных вопросов, я пускаю в оборот вопросы из интервью с новенькими. В конце концов одна из десятиклассниц с лязгом захлопывает свой шкафчик.
— Ну да, мой любимый цвет — оранжевый, но если серьезно, то какое отношение это имеет к игре?
Остальные девушки недовольно бормочут что- то, соглашаясь с ней, и начинают выходить из раздевалки. Некоторые захватывают с собой оставшуюся одежду и уходят, так и не сняв спортивные костюмы. Когда в комнате не остается никого, я закрываю глаза и устало прислоняюсь к стене. С одной стороны, хорошо то, что уже семь девушек я могу вычеркнуть из списка. Если добавить к ним девушек из других раздевалок, в которые мне удалось пробраться, то в сумме получается тридцать. С другой стороны, плохо то, что меня теперь будут считать сумасшедшим репортером, который проводит интервью исключительно с полуобнаженными объектами.
Чуть погодя я выхожу через створчатую дверь в зал. Увы, моя задержка оказалась напрасной; стайка девочек толпится в центре зала вокруг золотистой светловолосой головы, которая знакома мне слишком хорошо.
— Влад, ты вроде собирался прийти на нашу игру, — обиженно говорит одна из девушек, которую я вычеркнула из списка.
Он улыбается. Хотя в последние две недели я делала все возможное, чтобы избегать его, даже я знаю, что с тех пор, как его поиски не увенчались успехом, он улыбается все реже и реже. Он все нетерпеливее ведет себя с учителями, а вчера я даже слышала, как он рявкнул на мисс Уолпол, когда она поинтересовалась, как продвигается его сочинение про Франкенштейна: «Оно не продвигается, проклятая ведьма!» Но сейчас, когда у него есть слушатели, он весь излучает обаяние. Я наблюдаю за тем, как Влад кладет руку на сердце.
— Да, да, и пожалуйста, примите мои глубочайшие извинения, что я пропустил игру, — говорит он. — Я надеюсь, что ближайшая вечеринка, которую мы устраиваем с друзьями, поможет мне загладить свою вину.
— Вечеринка? — переспрашивает Марта.
— Да, — отвечает Влад. — И не просто вечеринка, а тематическая вечеринка.
Марта хлопает в ладоши:
— Тематические вечеринки — мои любимые. А какая будет тема? Вечеринка двадцатых? Сутенеры и проститутки?
Влад в ответ только загадочно приподнимает брови и прикладывает палец к губам.
— Вы узнаете больше из пригласительных открыток. На самом деле, — говорит он, демонстративно взглядывая на часы, — сейчас они уже должны лежать в ваших шкафчиках.
Девушки, переглянувшись, торопятся к выходу. Видимо, только меня тошнит от перспективы вечеринки, организованной Владом. Могу себе представить, какая тема будет у этой вечеринки. Может быть, «Ночь демонстрации родимых пятен»? Хотя у меня и так масса дел, теперь, похоже, мне придется переключиться на мультифункциональный режим.
Я наблюдаю за тем, как он проверяет, не задержался ли кто-то в дверях. Убедившись, что горизонт чист, он вытаскивает из заднего кармана маленький черный блокнот. Теперь он пишет в нем что-то даже чаще, чем раньше: пишет на уроке английского, в столовой, посреди коридора. И я хочу знать что. До сих пор у меня не было возможности узнать еще что-то от дружественных мне вампиров. Марисабель то ли не ходит в школу, то ли держится слишком близко от Влада, а Виолетта, похоже, дала обет молчания; каждый раз, когда я пытаюсь заговорить с ней на английском, она только сжимает губы и шепчет: «C'est une secrete».
Неожиданно Влад поднимает взгляд, и, прежде чем я успеваю найти подходящее место и спрятаться, он уже направляется ко мне. С того самого дня в фойе я уже несколько раз замечала, как он смотрит на меня с подозрительным блеском в глазах. Когда его отделяет от меня двадцать футов, я впадаю в панику и позволяю ногам самим нести меня, куда им угодно... им угодно принести меня на ступеньки трибуны. Моему
