до ужасающего опустошения, в неугомонной ярости не устаете простирать свои разрушительные длани на страны еще более отдаленные и… не щадя ни женщин, ни старых, ни малых, яритесь на всех без разбору, обрушивая на оных карающий меч».
Далее Папа повелевал «впредь категорически воздержаться от насилия подобного рода и особливо от преследования христиан, и то после надлежащей епитимьи, дабы снискать расположение Всевышнего после этакого множества столь пагубных преступлений, коими проступками наверняка вызвали серьезный гнев Его».
Все это показалось полнейшим вздором монгольскому владыке, чей дед Чингисхан сказывал приближенным, что нет большей радости, чем убить своего врага, а после любоваться безутешными рыданиями его жен и детей. Посему Гуюк-хан дал брату Джованни ответное письмо, вполне здравое с точки зрения государя монголов, уверенного, что всемогущему кагану должны подчиняться все и вся: «Ты, кто еси великий поп, приди сам со всеми князьями служить нам. Покамест же поведаю все веления Ясака [или Ясы – монгольского кодекса законов).
Речеши, что предлагаешь прошения и молитвы, яко же могу чрез оные обресть крест с отрадою. Сих молитв твоих не разумею. Другие твои слова мне: «Аз удивлен, что захватил ты земли христиан и прочих. Поведай, в чем бысть вина их». Сих слов твоих тоже не разумею. Вечный Бог истребил и уничтожил земли и народы, поелику оные не следовали ни Чингису, ни кагану, оба каковые будучи ниспосланы довести Богов наказ, иже оные не следовали сему наказу. Яко же и твои слова, оные быша дерзки, оные быша горделивы, таже оные убиваша наших послов. Нежли может кто захватывать либо убивать по собственному почину вопреки Божьим велениям?
Тако же речешь ты, что должно мне стать трепещущим христианином, поклоняясь Богу и воздерживаясь. Како ведаешь, кого Бог прощает, кому воистину милость кажет? Како смеешь речи, что говоришь с Богова соизволения? Все земли от восхода солнца до заката поклонились мне. Нежли такое учинится вопреки воле Божьей?
Ныне же поведай от чистого сердца: «Преклоняюсь и служу тебе. Аще приходи собственною персоною, яко повелитель надо всеми князьями, дабы прислуживать нам! Егда ж придешь, тогда токмо признаю твою покорность».
Ничья. Крест на взаимопонимании между востоком и западом. Монголам визит папских эмиссаров показался всего лишь забавным эпизодом. Они готовились к новой войне, но их удержала безвременная смерть Гуюк-хана в 1248 году. Вдова Гуюка желала, чтобы верховная власть перешла к одному из трех ее сыновей, но ни один из них не пользовался особым уважением, а их мать была чересчур увлечена чародейством, чтобы добиться почтения вождей. Самую мощную группировку противников возглавил князь Батый – старейший из доселе живых прямых наследников Чингиса, пусть и незаконнорожденный, зато чрезвычайно почитаемый. Из сыновей Чингисхана он отдавал предпочтение младшему – Тулую, чья жена была добропорядочной христианкой-несторианкой. Перед их четырьмя выдающимися сыновьями – Мункэ, Хубилаем, Хулагу и Ариг-Бугой – буквально преклонялись.
В 1251 году, несмотря на махинации вдовы Гуюка, помышлявшей даже о покушении на жизни противников, Ханом Ханов стал сын Тулуя Мункэ. Его брат Хубилай получил пост правителя Китая. Он-то и стал самым знаменитым из четырех братьев благодаря дневникам Марко Поло. Младший – Ариг-Буга – остался дома, дабы управлять родным улусом. Хулагу получил территории Средней Азии и Персии. А их дяде и благодетелю князю Батыю достались земли далеко на западе. Именно его неисчислимая монгольская рать и осталась в истории навечно как Золотая Орда. Что же до злокозненной вдовы Гуюка – она предстала перед судом, была признана повинной в покушении на убийство и приговорена к бескровной царской смерти через утопление.
Узнав о вступлении на престол нового кагана, король Хетум Армянский совершил дальнее странствие в Монголию, дабы лично засвидетельствовать почтение и покорность. Союз с монголами был для него куда разумнее, нежели альянс со все сокращающимися крестоносными державами, воевавшими между собой ничуть не реже, чем с мусульманами. В это самое время разыгралась распря из-за Сан-Сабаса, в которой венецианцы и тамплиеры схлестнулись с генуэзцами и госпитальерами. Сей конфликт сулил мусульманам безупречную возможность пойти войной на рассорившихся христиан, но чтобы обернуться лицом к крестоносным державам, мусульманам пришлось бы подставить спину монголам, снова выступившим в поход.
Хулагу, брат Великого хана, командующий монгольскими войсками в Средней Азии и Персии, получил недвусмысленный приказ направиться в Месопотамию, чтобы взять Багдад, где надлежало сокрушить религиозную и политическую власть суннитского халифа. Вдобавок у него был припрятан скверный сюрприз и для шиитов – полное искоренение секты асасинов, повинных в непростительном злодеянии.
За много лет до того сын Чингисхана Джагатай правил той частью Персии, где в незапамятные времена и возникла секта асасинов. На некоторые мусульманские обряды, предписываемые Кораном, но противоречившие монгольским обычаям, Джагатай наложил запрет, повелев отныне обходиться без ритуальных омовений перед молитвой и без халала, заповеданного Пророком, предписывающего перед закланием перерезать животному горло. Суннитов эти запреты огорчили, а вот шиитов повергли в ярость. Самые исступленные фундаменталисты среди всех – исмаилитская секта асасинов – порешили, что Аллаху угодно, дабы они действовали по своему обычаю. Покушение на Джагатая было тщательно спланировано и успешно исполнено.
В глазах монголов, каравших за убийство эмиссара или посла войной, смертоубийство сына Великого Хана было преступлением несравненно более гнусным, нежели упомянутые, посему и наказание требовалось куда более сугубое, нежели простая стычка. Только одно возмездие могло сравняться по грандиозности с чудовищностью злодеяния: стереть с лика земного всех членов секты без изъятия.
И, подкрепив рать дополнительными силами из Золотой Орды, а также войсками армян и грузин, с радостью отправившихся истреблять мусульман-фундаменталистов. Хулагу выступил в карательную экспедицию. Асасины контролировали обширную горную область с дюжиной могучих твердынь, и все их Хулагу повелел взять. После падения горных городов-крепостей Мазандеран и Меймундия главные силы монгольской армии двинулись на ставку асасинов, располагавшуюся в укрепленном городе Аламуте. Когда же стало ясно, что город продержится самое большее еще несколько дней, верховный владыка асасинов Рукн ад-Дин Хуршах самолично пришел в шатер Хулагу, чтобы сдаться в чаянии спасти свою жизнь. Там он просил позволения отправиться в Каракорум, дабы договориться об условиях непосредственно с ханом Мункэ, и Хулагу согласился. Когда через много дней Хуршах прибыл в стан Мункэ, ему в приеме отказали, велев возвращаться домой, дабы позаботиться о безоговорочной сдаче всех асасинских крепостей, а уж после являться пред очи кагана. А на обратном пути в Персию верховного владыку асасинов и всю его свиту вырезали.
При том Мункэ отправил брату грамоту с упреками за ведение переговоров с асасинами. Повеление его было предельно ясным: убить всех поголовно. Хулагу дотошно исполнил приказ, лично надзирая за казнью всех без исключения обитателей каждого взятого города асасинов. Многие члены секты проживали за стенами городов в деревнях и на хуторах, и всем им послали наказ собраться для великой переписи. Когда же семьи деревенских асасинов скопились в указанном месте, монгольские всадники, устремившиеся в их гущу с саблями наголо, перебили всех до единого. Единственные из асасинов, кому удалось избежать немедленной смерти, были родные верховного владыки. Всех их связали и отправили к вдове Джагатая, дабы она могла свершить личную месть, предав их смерти любым способом, каким ей заблагорассудится.
Пока монголы истребляли персидских асасинов, а христиане были заняты гражданской войной, у египетских мамелюков хватало собственных проблем. Первый мамелюкский султан Айбек узаконил свое правление женитьбой на вдове султана Шаджар ад-Дурр, ставшей героиней всего Египта, потому что своими действиями она спасла страну от поражения в крестовом походе Людовика Французского. Если она правила страной тогда, то с какой стати должна отказываться от власти теперь? Айбек же полагал, что править должен безраздельно, а Шаджар ад-Дурр надлежит удовольствоваться традиционной ролью почтительной жены -однако Шаджар ад-Дурр, деятельную и предприимчивую по натуре, подобное положение отнюдь не устраивало. Будучи при этом отчаянно ревнивой, она заставила Айбека развестись с первой женой, родившей ему сына и наследника. Их неустанные свары все усиливались, пока в конце концов в пылу ссоры Айбек парировал очередную бранную тираду самоубийственной репликой, заявив, что возьмет
