и вообще всем белым светом. С приходом лета обстановка начала накаляться, но де Молэ и пальцем не шелохнул. Враждебные тамплиерам сплетни распространялись, и следовало бы догадаться, что затевается нечто дурное. Когда некий тамплиер сообщил Гуго де Перо, что намеревается покинуть орден, тот не только поощрил его к уходу, но и присоветовал поспешить, поелику погибель ордена не за горами. Будучи добрым другом Филиппа и заклятым соперником Жака де Молэ, одержавшего над ним верх при выборах Великого Магистра, де Перо был посвящен если уж не в планы, то наверняка в мысли порфироносца. Без каких-либо письменных объяснений парижский магистр разослал приказ всем прецепториям тамплиеров во Франции ужесточить меры безопасности, никому и ничего не открывая о секретных ритуалах или капитулах ордена. Нескольких бывших тамплиеров приняли под опеку короны – очевидно, из опасения, что их могут убить, заподозрив в разглашении секретов ордена.
Вероятно, до сведения Великого Магистра доводили и это, и многое другое. Он имел право выслушивать их без страха, ведь орден тамплиеров, подчинявшийся только Папе, был неподвластен ни светским монархам, ни законам каких-либо стран. Будучи братьями святого ордена, тамплиеры избавлены от пыток, да сверх того все они – сильное, опытное войско, вдобавок подстрахованное сундуками с золотом. Чего ж тут бояться?
А в июле де Ногаре доставил своему государю чудесную новость: Эдуард I Английский умер! Человек, способный развеять планы Филиппа в пух и прах, добрый друг тамплиеров, хитрый лис за столом переговоров и лев рыкающий на поле брани, наилучший из королей Англии всех времен – умер. А что еще лучше, ему на смену пришел бесхарактерный молодой человек, совершенно очарованный своим миловидным любовником. Эдуарда II опасаться нечего, хотя отец его представлял постоянную угрозу. Континентальные войны против Англии следует возобновить, и захватить казну Храма стало важно как никогда.
Филипп явился к Папе. Разыграв неохоту, напустив на себя вид подавленный и сокрушенный, он удрученно исполнил свой долг представить Всеблаженному Отцу попавшие ему в руки позорные свидетельства развращенности и ереси тамплиеров. Бывший командир тамплиеров исповедовался во всем, стенал порфироносец, выложив признания Эскью де Флориана:
«Тамплиеры поставили свой орден и себялюбивые интересы превыше интересов Святой Матери Церкви и превыше принципов нравственности. Принесли секретную присягу защищать и обогащать орден любыми средствами, не брезгуя ни добрыми, ни дурными. Поддерживали тайную переписку с мусульманами. В обрядах посвящения неофита заставляли плюнуть на крест или попрать его ногой и отречься от Иисуса Христа. Всякого тамплиера, пытавшегося раскрыть секреты ордена, убивали. Тамплиеры оскверняли священные таинства и пропускали на святых мессах слова освящения Тела Христова. Получали отпущение грехов от мирян без священника. Оным тамплиерам было дозволено заниматься содомией и прочими непотребствами. Святую Землю утратили из-за предательства тамплиеров. Они поклонялись сатанинским идолам в облике бородатой головы и кота».
Усвоить столько всего разом Папе было трудновато. Очевидно, он крайне сомневался в правдивости обвинений, но обещал королю предпринять официальное расследование. Это не вполне отвечало упованиям Филиппа, но давало ему возможность перейти к действию. Арестом тамплиеров он попросту подстегнет объявленное понтификом следствие, как и надлежит доброму слуге церкви.
В начале сентября все сенешали Франции получили приказы созвать войска вечером 12 октября, но под угрозой суровой кары не вскрывать и не читать прилагавшиеся запечатанными секретные приказы. 22 сентября – наверное, хоть отчасти ведая, что затевается, королевский канцлер, архиепископ Нарбоннский, сложил полномочия и вернул Большую Печать. На его место Филипп назначил верного слугу Гийома де Ногаре. Отлученный стряпчий, осиротевший по милости церкви и преданный только своему светскому государю, занял высочайший пост в стране, став королевским канцлером.
Новый титул не помешал де Ногаре лично заняться проблемами материального обеспечения скорых массовых арестов тамплиеров – не только рыцарей, но и сержантов, оруженосцев, распорядителей, мастеровых и слуг ордена. Вооружившись новой властью, он довершил свои планы, обеспечив место в тюрьмах и кандалы для тысяч человек во всех уголках французского королевства, раскинувшегося на площади четыреста тысяч квадратных километров. Целая армия писцов усердно переписывала обвинения против тамплиеров, дабы распространить их по Франции в день арестов с целью рассеять страхи простого люда и завоевать его симпатии.
Просто невероятно, что до слуха Великого Магистра не дошла весть о неминуемой катастрофе, когда задействовали столько народа, но он испытывал полнейшее благодушие. Накануне его даже почтили приглашением выступить носителем пелен вместе с цветом французского дворянства на похоронах принцессы Екатерины, жены Карла де Валуа и невестки Филиппа. Когда де Молэ возвращался в свой дворец после мрачного богослужения в компании королей, герцогов и графов, сенешали по всей Франции распечатывали приказы, а собранные ими рыцари и ратники ждали, когда им сообщат, чем они могут послужить королю.
Не в обычае средневековых государей растолковывать или оправдывать смысл своих приказов мелким чиновникам, но существовала опасность, что кто-то из провинциальных сенешалей или даже из призванных ими рыцарей свел дружбу с тамплиерами местной прецептории и будет склонен пренебречь приказом или отложить выполнение, пока ошеломительное повеление не будет подтверждено. Специально для того, чтобы каждый сенешаль понял приказ, его политическую подоплеку, и, прежде всего, необходимость его неукоснительного исполнения, де Ногаре составил объяснительное письмо. Подобное обращение короля к сенешалю было событием столь незаурядным, что одно лишь его появление говорило о важности и серьезности дела:
«Напасть и горесть, штука прискорбная, нечто столь ужасное, что невозможно помыслить, невыносимо слышать, омерзительное преступление, отвратительное злодеяние, позорное свершение, скверная гнусность, вещь совершенно нечеловеческая, чуждая всего человеческого, достигла слуха нашего благодаря донесениям людей, достойных доверия, ввергнув нас в преизрядное изумление и заставив нас затрепетать от неистового ужаса…» и так далее в том же духе. Но в конце концов доходит и до сути приказов: «…все члены сказанного ордена [тамплиеров] без изъятия будут взяты под стражу и заключены в тюрьму, дабы не ушли от суда церкви…» Что же до истинного резона сего невероятного предприятия, далее говорится: «…все их движимое и недвижимое имущество будет изъято, вверено нашему попечению и честно сбережено». Упоминание о «суде церкви» подкреплялось приказом тотчас же призвать блаженных братьев-инквизиторов, каковые допросят пленных тамплиеров касательно вменяемых им преступлений, «прибегая к пыткам при необходимости».
И на рассвете следующего дня – пятницы, тринадцатого октября лета одна тысяча триста седьмого, почти всех тамплиеров во Франции – рыцарей, священников, сержантов и слуг – схватили и заковали в цепи. Отряд, пришедший арестовать рыцарей Храма в Париже, возглавлял сам королевский канцлер – вероятно, чтобы не было сомнений в его полномочиях. С тех пор эту дату считают зловещей, но если для всего мира она стала просто забавным суеверием, для тамплиеров та пятница тринадцатого октября обернулась несчастнейшим днем всех времен. К пыткам приступили в тот же день.
юрьмы не вмещали внезапный наплыв тысяч людей, звеневших кандалами, и пришлось прибегнуть к импровизированным узилищам. Многих тамплиеров – к примеру, схваченных в парижском Храме, – заточили в их же собственных зданиях. Все строения обыскали, устранив все сколько-нибудь ценное, буде удавалось стронуть сей предмет с места. Желаннее всего для Филиппа были сундуки с золотыми и серебряными монетами, а также золотые и серебряные украшения алтарей, самым знаменитым из которых был золотой ковчежец, изукрашенный драгоценными каменьями, в коем хранилась принадлежавшая тамплиерам щепка Животворящего Креста. Прочие же предметы: мебель, украшения, занавеси, оружие и коней – можно было оставить на сбережение на прежнем месте. А поскольку здания теперь заняли войска Филиппа Красивого, упомянутые предметы можно было унести беспрепятственно.
Огорчало лишь, что даже самые тщательные обыски не выявили никаких идолов и сатанинских символов, способных послужить вещественным доказательством греховной ереси. Нашли серебряную голову
