прелатов церкви, коим предстояло решить участь ордена тамплиеров на Вьенском соборе, отложенном Папой до 1 октября 1311 года. Посетил его и Филипп Французский – вместе с армией.
ьенский Собор созвали для рассмотрения планов нового крестового похода, решения вопроса о тамплиерах, разбора жалоб на поведение духовенства и обсуждения всех прочих материй, буде епископы потрудятся таковые затронуть. Вообще-то епископы не верили, что крещеный мир откликнется на призыв к крестовому походу, да и вопрос об искоренении порока в церкви заставлял их неуютно поеживаться, ибо зачастую касался нравов и образа жизни самих епископов. И посему наибольший интерес собравшихся вызывало то, что они слышали о судилище над тамплиерами.
На самом деле епископы и аббаты вовсе и не жаждали продлить существование ордена Храма – скорее напротив, многим из них были не по душе привилегии тамплиеров, особенно освобождение от десятин и неподчинение епископам своих епархий. Сетовали они и на пожертвования Храму. Каждый рынок, мельница, город или поместье, дарованные тамплиерам, без них могли бы достаться церкви, каковая вверила бы владения и доходы с оных в попечение местных епископов. Однако при том их крайне тревожило, что участь тамплиеров может постичь их самих.
Все, что они услышали о пытках или чему были свидетелями, заставило их действовать объективно, ведь, хотя законы церкви недвусмысленно защищали духовенство от благодеяний инквизиции, теперь эти законы попрали, дабы причинить все мыслимые и немыслимые страдания тамплиерам – духовному ордену, учрежденному самим Всеблаженным Отцом. Священников ордена бичевали, сжигали и калечили, невзирая на их духовное звание. Великий Магистр по рангу соответствовал аббату-митроносцу – то есть практически епископу, но и этот сан не оградил его. Заодно отобрали и деньги, и владения тамплиеров, чем обрекли этот богатейший религиозный орден христианского мира на жалкое нищенство. Одобрив же означенные деяния, Собор утвердит опасный прецедент, ставящий под удар жизнь и имущество каждого прелата. Они никак не могли высказаться в пользу подобного, и этот вопрос стал наипервейшей темой частных бесед.
Собор свел вместе двадцать кардиналов, четырех патриархов, около сотни архиепископов и епископов и без счета аббатов и приоров изо всех уголков Европы. Каждый из них был влиятельной фигурой в политике собственной державы, а некоторые были обязаны саном хлопотам своих монархов. Будучи выходцами из семей крупных землевладельцев, многие вынуждены были проявлять осмотрительность, дабы не прогневить собственных светских владык. Неаполитанский король велел клирикам своего края угождать королю Франции. Прелаты папских государств – особенно римские – по большей части исповедовали мнение, что Папа, как епископ Римский, должен быть итальянцем, а еще лучше – римлянином. Их огорчало, что папский двор держится вдали от Рима, но в то же время они прекрасно осознавали риск, которому подвергает себя французский Папа, осмелившийся диктовать свою волю в епархии Святого Петра. Иберийское духовенство приехало из терзаемой войнами земли, пребывающей в нескончаемом противоборстве с тамошними мусульманами, и монархи этой земли весьма ясно высказались, что тамплиеры крайне важны для защиты их королевств. Представители Англии четко осознавали, что их соотечественники отнюдь не довольны Папой, пребывающим чуть ли не в услужении их извечного врага – Филиппа Французского. Сонм высочайших прелатов мог являть собой что угодно, но только не сплоченное единство.
С неизменным интересом собравшиеся выслушивали рассказы лишь на одну тему: как решают вопрос о тамплиерах в других странах, что только умножало их озабоченность и замешательство. Во всех странах Пиренейского полуострова тамплиеров обелили по всем пунктам обвинения, равно как в Германии и на Кипре, вопреки папским буллам, утверждающим, что обвинения найдены правдивыми.
В Англии все выглядело куда менее однозначно. Даже после того, как инквизиторам, присланным Климентом V, наконец позволили пытать узников-тамплиеров, ни одного внятного признания в ереси добыть так и не удалось. Сторонние свидетели – по большей части члены монашеских орденов – прямыми уликами не располагали, попросту пересказывая сплетни или чужие комментарии. Самой изобличающей уликой сочли слова, часто возглашавшиеся Магистрами Тамплиеров в конце капитула ордена: «Ныне отпускаю вам прегрешения ваши, не всплывшие на свет на сем соборе, насколько сие мне дозволено».
Рассмотрев улики, трибуналы в Лондоне и Йорке не смогли отыскать за тамплиерами явной вины. С другой стороны, Пана заявил, что они виновны, а перечить папским декреталиям архиепископам не пристало. Посему архиепископ Кентерберийский решил попытать счастья, предложив небольшую духовную сделку ради признания вины, с чем и явился в камеру английского Магистра Вильгельма де ла Мора в Тауэре. Просил же архиепископ всего-навсего сознаться в ереси и раскаяться в грехах, посулив наложить епитимью весьма легкую, а заточенным тамплиерам явить великое снисхождение, с чем все дело и будет предано забвению. Но Магистр де ла Мор вместо того был фраппирован, сочтя личным оскорблением самоё помышление, что он готов преднамеренно оболгать орден тамплиеров лишь затем, чтобы обрести свободу. И категорически отверг предложение архиепископа.
Видя непреклонность прецептора, английская церковь порешила предложить сделку самим тамплиерам, вопросив их о грехе, каковой сказанные лицезрели по окончании собраний в обличье отпущения грехов командирами, не произведенными в сан священнослужителей, каковым одним даровано право распоряжаться Божьим
Прощением. Но и тут тамплиеры воспротивились, твердя, что-де отпускали-то им лишь прегрешения против Устава тамплиеров, а не грехи пред Господом. Да сверх того, формулу отпущения всегда завершали слова «насколько сие мне дозволено». Что ж, тогда все это не имеет значение, раз тамплиеры сознались в преступлении отпущения грехов мирянином и возгласили свое осуждение ересям ордена, приведенным в папских энцикликах, они могут понести малую епитимью и ступать на свободу, вернувшись в лоно церкви. Такой хороший шанс упускать было грешно, и большинство английских тамплиеров согласились.
После принародного покаяния их разослали по монастырям отправлять назначенные епитимьи. Покончив с оными, некоторые подались в госпитальеры, но большинство вернулось в мир, довольствуясь скудными пособиями, исчисленными на почве представлений церкви о наименьших потребностях монаха в одежде и пропитании плоти. Притом их упредили, что они по-прежнему связаны пожизненным обетом нестяжания и целомудрия, хотя и трудно поверить, будто они не сочли эти узы расторгнутыми. Что же до тамплиеров, не пошедших ни на какие сделки и напрочь отказавшихся признать за орденом хоть какую- нибудь вину, – этих приговорили к пожизненному заточению, но нет никаких свидетельств, что сей приговор привели в исполнение. Вильгельм де ла Мор, попавший в эту категорию, избег всякой кары, скончавшись в темнице Тауэра всего через пару месяцев. Депутации на Соборе поведали, что король с радостью подмял под себя владения тамплиеров в Англии и не питает намерения кому-либо их уступать.
Имелся и еще один вопрос для обсуждения, представлявший интерес для всякого епископа или кардинала, мечтавшего в один прекрасный день стать Папой. С годами желание Филиппа Французского посмертно осудить Папу Бонифация VIII ничуть не пошло на убыль. Но низвержение Папы, пусть даже и покойного, с признанием его повинным в ереси, содомии и убийстве, не сулило ничего хорошего ни церкви вообще, ни папству в частности. Преемник Бонифация Бенедикт XI отказался пособничать Филиппу в сем ужасающем прожекте, и может статься, его убийство воспоследовало из этого отказа. Климент V стремился осудить Бонифация ничуть не более всех прочих, но ранее, в том же году, Филипп снова посетил Климента – опять-таки с небольшим войском – дабы потребовать папского трибунала против Бонифация VIII. И 11 февраля 1311 года Климент, приневоленный к действию, уступил требованию Филиппа, созвав трибунал, куда вошел он сам и ряд избранных кардиналов, дабы вновь выслушать обвинения, слышанные уже множество раз. Более всего их смущало общество Гийома де Ногаре, ибо последний все еще был отлучен за Злодеяние Ананьи и не должен был даже близко подходить к высочайшим сановникам церкви. Однако сказать Филиппу, что присутствие королевского канцлера на трибунале недопустимо, они не посмели, и де Ногаре стал главным обвинителем.
Свидетелями защиты были одни церковники, показавшие, что Бонифаций VIII был истинным сыном церкви, законно избранным, чтил Спасителя и Его Пресвятую Мать. Показания их были сдержанны, но пылки. Показания же свидетелей де Ногаре не укладывались ни в какие рамки. Они клялись, что Бонифаций
