Приказав удвоить личную охрану, Папа в панике перестраховался, повелев арестовать семерых тамплиеров. Но делегаты, возмущенные тем, что их обещание защитить тамплиеров тут же вопиюще попрали, потребовали без промедления отпустить рыцарей на свободу. Климент поневоле освободил тамплиеров, но, не видя иного способа разделаться с нежданной проблемой, отложил Собор до 3 апреля будущего -1312 – года. Полугодовая отсрочка давала ему возможность упросить короля Филиппа арестовать или разогнать тамплиеров, скопившихся под Лионом. Что же касается семерых рыцарей – о них больше не слыхивали, ибо рисковать головами, много месяцев дожидаясь Собора, они не пожелали, однажды ночью оседлав коней и уехав к скрывающимся в лесу тамплиерам, – вероятно, намереваясь предупредить товарищей, что Филипп Французский проведал об их убежище. Во всяком случае, когда Филипп отправил войска разобраться с опальными рыцарями, в окрестностях Лиона не сыскали ни единого тамплиера.
Поездка домой и обратно была бы чересчур утомительна для делегатов, и потому они предпочли перезимовать во Вьене. Их неожиданный постой лег на город непосильным бременем, началась нехватка продовольствия, цены поползли вверх. Сырые, промозглые квартиры превратились в сущую пытку для прелатов, не захвативших с собой теплой одежды. Днями напролет они страдали от холода, изнывая при том от затянувшейся праздности.
Зато Филиппу и его клевретам скучать не приходилось. Его эмиссары неустанно давили на консисторию кардиналов, занимавшихся делами Собора во время перерыва, и на самого Папу. Ученый иезуит Норман П. Таннер писал: «С 17 по 29 февраля 1312 года Климент V и доверенные лица Филиппа IV заключили тайные сделки, не испросив совета у отцов Собора. По сему сговору Филипп обрел осуждение тамплиеров. Весьма возможно, что добился он сего, пустив в ход угрозу затеять гласный процесс против Бонифация VIII».
Эту угрозу Филипп подкрепил, через несколько дней созвав в Лионе законодательную ассамблею Франции. 18 марта он встретился с Климентом с глазу на глаз, и спустя два дня Климент представил консистории кардиналов буллу
Посему
Теперь, очертив пределы поддержки и доверия, оказанных тамплиерам церковью, Папе надлежало озаботиться тем, что в обвинения против ордена не верили очень многие. Дабы привлечь их на свою сторону, он посетовал, что и ему нелегко было признать вину храмовников:
«Однако же сего нельзя было ожидать, невозможно поверить, что люди столь преданные и благочестивые, неоднократно без колебаний проливавшие кровь свою за Христа, то и дело на глазах у всех подвергавшие себя смертельной опасности, а чаще того выказывавшие свое благочестие истовыми молитвами, постом, равно же и блюдением иных служений, могут столь пагубно не радеть о своем спасении, дабы вершить таковые преступления. Тем паче, орден сей зачинался в добре и святости, завоевав одобрение апостольского престола. Устав его, каковой свят, разумен и справедлив, заслужил принятие престолом сим. Силою сих резонов не желали мы слушать наушничанья и измышлений против тамплиеров, наученные примером Господа нашего и словами канонического Писания».
Изменить же мнение Папы о виновности тамплиеров заставили откровения верного сына церкви, вознесшего хоругвь Истины без какого-либо помышления о личной выгоде:
«Затем же вмешался дражайший наш сын во Христе, Филипп, достославный король Французский. О тех же злодеяниях доложили и оному. Не алчность двигала им. Он и не помышлял требовать или присвоить какого-либо из имущества тамплиеров…» Тогда [на время забудем, что помазанник Божий уже избавил прецепторию тамплиеров во Франции от всех движимых ценностей] какой ему в том прок? «Снедаемый огнем праведной веры, он пылко устремился по славным стопам своих предков [имеется в виду Святой Людовик]. Далее, дабы пролить нам яркий свет на означенное дело, он прислал нам премного ценные сведения через посредство посланников и писем».
Добросовестному Папе не оставалось ничего иного, как проверить возможность, что обвинения правдивы:
«Долг нашего сана повелевал нам учесть вес таковых суровых и неоднократных обвинений. Когда же, наконец, раздался великий шум и ропот громогласных обличений сказанного короля и герцогов, графов, баронов и иных дворян, духовенства и простого люда королевства Французского, доходивший до нас прямо и через посредство доверенных лиц и сановников, услыхали мы прискорбную повесть, что магистр, прецепторы и прочие братья ордена, а равно же и сам орден причастны к оным и иным злодеяниям». Разумеется, пытки не упомянуты ни словом, но имеется хотя бы признание, что Великий инквизитор не остался в стороне – видимо, в качестве бездеятельного наблюдателя. «Означенное подтверждалось многими признаниями, свидетельствами и показаниями визитатора Французского [Гуго де Перо] и многих же прецепторов и братьев ордена в присутствии многих прелатов и дознавателя ереси».
Теперь Папе предстояло сделать собственное признание. Исходя из имевшихся улик, законно признать орден виновным было попросту невозможно. Ликвидацию или роспуск ордена следовало оправдать, опираясь на то, что уже никто не пожелает вступить в столь замаравшийся орден, а буде обвинения правдивы, он и подавно недостоин своей роли и не способен исполнить свое предназначение. И снова пытки не упомянуты ни словом, а признания, добытые месяцами неописуемых мучений, описываются как «добровольные»:
«…хотя законный процесс против ордена до сей поры не позволяет осудить оный за ересь ясным приговором согласно каноническому праву, доброе имя ордена изрядной частью попрано приписываемыми оному ересями. Вдобавок некое число отдельных членов… осуждены за таковую ересь, злодеяния и грехи посредством добровольных признаний оных. Означенные признания бросают на орден сугубые подозрения, а бесчестье и подозрения делают его омерзительным святой Божьей церкви, ее прелатам, королям и иным владыкам, и всем католикам вообще. Тако же полагают, что отныне ни один добрый человек не пожелает вступить в сей орден, и посему оный бесполезен для церкви Божьей и для Святой Земли, для каковой службы рыцари оные и посвящали себя».
Несмотря на то, что уже никто никогда не вступит в орден по доброй воле, что и служит главным поводом для его роспуска, в итоговом постановлении все-таки звучит запрет кому бы то ни было вступать в него под страхом отлучения:
«Посему, с иечалию в сердце, не силою окончательного приговора, но папским усмотрением или указанием, мы отменяем, с одобрения Священного Собора, орден тамплиеров и его Устав, облачение и прозвание указом нерушимым и бессрочным. Отныне и впредь мы полностью возбраняем будь то вступать в орден, получать либо носить его одеяния, либо же вести себя как тамплиеры. Буде же кто поступит иначе, тем сразу навлекает на себя отлучение. Сверх того, мы сберегаем людей и имущество тамплиеров в своем
