Кровавые игры

– Он и одобрил,- покладисто согласился Веспасиан.- Опираясь на сплетни, умело распущенные среди заседателей. Ты предусмотрителен, Юст.

– Государь? – Юста грызла тревога

– У меня есть раб,- безмятежно сообщил император гостям,- самое разнесчастное на земле существо. Он лишен руки, языка и кастрирован, и все же в нем нашлось достаточно силы духа, чтобы поведать властям кое-что интересное.- Веспасиан небрежно ударил в небольшой гонг, висевший подле его ложа – Сейчас я вам его покажу.

Юст внезапно похолодел.

– Какое отношение этот раб имеет к нашему разговору'

– Судя по всему, самое прямое.- Император улегся на спину, уставившись в потолок.

Страх не отпускал, хотя Юст убеждал себя, что бояться вроде бы нечего. Все, о чем тут говорилось, недоказуемо. Никому не дано узнать о поступках и замыслах Юста. И никто, кроме него самого, не может о них рассказать. Практически все Клеменсы, включая Оливию, покинули эту землю, Сибинус мертв, а Моностадес… Лицо сенатора вдруг превратилось в недвижную маску. Моностадес кастрирован, язык у него вырезан и перебита рука!

За резной, инкрустированной серебром и золотом дверью послышались звуки шагов. Собравшиеся обернулись. В зал вошли шесть преторианцев, ведя с собой истощенного человека в лохмотьях.

Тело его было согбенным, ноги вихляли, руки болтались как палки. Казалось удивительным, что он еще жив. Белые грязные космы обрамляли иссохшее от голода и страданий лицо. Только глаза калеки оставались живыми – глубоко посаженные, горящие, как угли, глаза.

– Ты узнаешь его? – спросил Веспасиан, поднимаясь.

Пригвожденный пылающим взглядом Моностадеса к полу Юст запнулся.

– Н-н-нет.

– Немудрено. Он сильно переменился. Узнаешь – мало пригодное слово. Я спрошу по-иному. Ты знаешь его? – Веспасиан, не ожидая ответа, пошел к преторианцам.- Вижу, что знаешь. Но… знает ли тебя этот несчастный? Как выяснить это? Ведь он лишен возможности говорить. Писать, кстати, ему вроде бы тоже заказано. Однако истина одолевает все.мыслимые препоны.- Император повернулся к рабу.- Подними левую руку, если этот человек – твой бывший владелец.- Он указал на Юста.

Рука так резко взлетела вверх, что раб зашатался.

– Он умен и решителен,- усмехнулся Веспасиан.- Лишившисьправой руки, он научился писать левой и разыскал другого раба, сумевшего скопировать его заявление, нацарапанное на голой земле. У добровольного писца хватило отваги переправить послание одному грамотному и вхожему в сенатскую курию вольноотпущеннику, позаботившемуся о том, чтобы оно было вручено надлежащему должностному лицу. Будь все мои приближенные столь же рьяны в борьбе с проявлениями несправедливости, как тот поспособствовавший увечному иудейский раб, я бы перестал беспокоиться, прочен ли подо мной трон.

Юст помотал головой. Немыслимо, чтобы такое происходило в действительности! С кем-то другим – пожалуйста! Но только не с ним! И не теперь, когда столько сделано и цель так близка!

– Нет! – завопил он, бросаясь вперед – то ли на императора, то ли на Моностадеса Он сам не знал, кого хотел сокрушить.

Двое преторианцев перехватили безумца в полете, еще двое деловито завернули ему руки за спину, но Юст продолжал истошно вопить.

Домициан с Титом стояли на подиуме. Первый был бледен и мрачен, второй насмешливо улыбался. Сенаторы и патриции настороженно переглядывались; их шепот гулял по залу, как штормовой ветерок.

Веспасиан шевельнулся. Лицо его слегка покраснело, дыхание участилось. Он повернулся к центуриону.

– Отправьте задержанного в тюрьму Мамертин. Инструкции у вас есть?

Центурион кивнул и отдал краткий приказ. Брыкающегося и изрыгающего проклятия Корнелия Юста Силия выволокли из зала. Его крики вдруг захлебнулись и смолкли. Покинув знатное общество, солдаты, похоже, решили не церемониться с арестованным.

Веспасиан кивнул Моностадесу.

– Ты по-прежнему полон желания помочь нашим людям в установлении истины?

Грек издал жуткий гортанный звук, его левая рука взлетела в воздух как птица

– Отлично,- пробормотал Веспасиан.- Ты будешь отмщен. В горящих, глубоко провалившихся в череп глазах полыхнуло такое свирепое пламя, что император невольно отпрянул и зашагал к сыновьям.

Письмо императора Веспасиана префекту преторианской гвардии, а также старшему трибуну тюрьмы Мамертин.

«Дело сенатора Корнелия Юста Силия наконец-то завершено.

Установлено, что показания раба Моностадеса не содержат лжи или вымысла. Свидетельства гладиаторов Фронтукса и Селедеса также правдивы. Перекрестный опрос рабов вышеназванного сенатора позволил выяснить, что их показания в основном достоверны.

По мнению дознавателей, сенатор Силий виновен и в смерти армянского ученого Леда Арашнура, но, поскольку инцидент произошел без свидетелей, прямых улик против сенатора нет, а сам он отказывается признаться в убийстве, как, впрочем, и в остальных своих преступлениях. Раб Моностадес считает смерть Арашнура выгодной для своего бывшего господина, но не может ничем свое утверждение подкрепить.

По предложению Моностадеса были подняты кое-какие забытые документы, и оказалось, что материалы, обвиняющие тестя и шуринов Силия в заговоре против Нерона, были, по крайней мере частично, сфабрикованы самим же Силием и что именно он посоветовал сенату заменить высылку Кле- менсов казнью. Мотивы этого поступка не очень ясны, однако непреложно одно: этот негодяй обрек близких своей третьей жены на смерть и бесчестье, хотя самая максимальная кара за их реальные вины предполагала гораздо менее печальный и позорный исход.

Свидетельства, говорящие о том, как обвиняемый измывался над своей третьей женой, настолько в своих подробностях отвратительны, что приведены здесь не будут. Достаточно подчеркнуть, что зафиксированное сенатом заявление Этты Оливии Клеменс лишь вскользь обрисовывает то, что она претерпела от мужа и грубых мужчин, чью похоть он заставлял ее тешить. Преступление мерзкое и позорящее римлян и Рим!

Нам еще предстоит выяснить, зачем сенатор Силий вломился в замурованную гробницу и похитил тело своей жены. Существует мнение, что порочностъ Силия не имеет пределов и что он намеревался надругаться над мертвой, а возможно, и надругался, прежде чем был арестован.

Просмотрев все материалы дела нельзя не заключить, что Корнелий Юст Силий человек по натуре подлый и что он пользовался любой возможностью, чтобы, навредить полагавшимся на него людям, предавая тех, кого клялся оберегать, и оскорбляя тех, к кому должно относиться с почтением. И тот факт, что он пытался втереться в доверие к членам царствующего семейства, недвусмысленно говорит, как далеко простирались его грязные умыслы.

Встает вопрос, каким способом его покарать. В обычных случаях мы применяем обезглавливание без свидетелей или позволяем преступнику умереть от своей руки. Но, поскольку сам Корнелий Юст Силий решительно отказывал в легкой смерти другим, почему бы и нам не лишить его возможности достойно перейти в иной мир? Он умрет в муках, с оглашением всех его чудовищных преступлений и на глазах у всего Рима.

Владелец зверинца в Большом цирке Некред сообщил мне недавно, что приобрел орла, обученного накидываться на закованных в цепи людей и причинять им страдания едва ли не большие, чем те, что претерпел Прометей. Я усматриваю в этом перст уготованной Юсту судьбы. Преступника ждет арена, где орел будет рвать его плоть, пока он не лишится жизни. Потом тело Силия рассекут топором на отдельные части, чтобы захоронить каждую из них где придется, без уважения и подобающих церемоний. Поместья сенатора, равно как и остальную собственность надлежит передать сестре его ошибочно осужденной супруги, проживающей в настоящее время в Таллии Белгике. Эта акция хотя