ГЛАВА 8
К дому Корнелия Юста Силия Сен-Жермен приближался с большой неохотой. Супруга сенатора Этта Оливия Клеменс в сердитом послании, порицавшем адресата за то, что тот не явился на условленное свидание, назначила ему новую встречу с настоятельной просьбой не обмануть ее ожидания. Он хотел было отправить назойливой римлянке свои извинения, но что-то в записке его взволновало. Сочувствие улетучилось, однако к ночи ему все же пришлось облачиться в тунику персидского шелка, и вот теперь он покачивался в колеснице, запряженной парой норовистых рысаков.
Садовая калитка была и впрямь приоткрыта, там ждал раб – тонкий как щепка и с крысиным лицом.
– Госпожа сгорает от нетерпения. Один из конюхов позаботится об упряжке. Не угодно ли господину пройти со мной'
Сен-Жермену не понравился раб, и он совсем не горел желанием отдать своих лошадей в чьи-то руки, однако пришлось сдержаться. Обстановка не располагала к скандалу, грозившему неприятностями нетолько ему одному.
– Хорошо. Но… эти лошадки стоят недешево. Раб снова кивнул и поднял лампу, чтобы осветить
тайному гостю путь.
Комната госпожи располагалась в северо-западном крыле дома, очевидно пристроенном к маточной части здания не так уж давно. О том говорили свеженастеленный пол из зеленого мрамора и резная новая дверь спальни. Стукнув в нее один раз, раб сделал знак Сен-Жермену войти.
Оливия приподнялась на локте, прижимая свободную руку к груди; глаза ее блестели от слез.
– Ты все же пришел?
– Не припомню, чтобы мне был оставлен какой-то выбор,- холодно откликнулся он.
Она вздрогнула и, чтобы скрыть смущение, принялась разглаживать покрывало.
– Да, конечно,- голос ее звучал еле слышно. Сен-Жермен огляделся. Настенная роспись выглядела довольно изящно, хотя и казалась несколько приторной. Марс с Венерой, Елена с Парисом, Юпитер с Семелой – парочки беззастенчиво обнимались, женщины были розовы, мужчины – смуглы.
Оливия снова заговорила.
– Поскольку ты не захотел меня навестить, пришлось проявить настойчивость.- Она бросила быстрый взгляд на потайную дверь, за которой прятался Юст.- Пришлось,- повторила она, не понимая, что происходит. Гость должен был проявить хоть какую-то инициативу, но он стоял и молчал.- Привлекательные мужчины сейчас так редки! – Нет, ей не удалось придать своему тону игривость. Она поняла это и закусила губу.
– Помыкать лучше рабами,- спокойно произнес Сен-Жермен.- Я не люблю, когда меня понуждают, любезная госпожа
Оливия подтянула к себе подушку и обхватила ее, чтобы унять дрожь в руках. Он слишком властен, она в нем ошиблась. Он, может быть, даже хуже, чем муж. Этот одетый в черное чужестранец вдруг показался ей пришельцем из какого-то страшного мира.
– Подойди ближе,- пробормотала она.
– Госпожа этого хочет? – Сен-Жермен ощущал ее страх, он мог им воспользоваться, но… осторожничал, ибо тоже не понимал, что происходит.
– Ты ведь пришел не для того, чтобы отвергнуть меня еще раз? – спросила она с тоской.
Что мне в ней? – спрашивал себя Сен-Жермен, не двигаясь с места. Красавица попыталась принять соблазнительную позу, однако тело ее казалось ему напряженным и смотрела она не на него, а мимо. Он знал римлянок, охотно идущих на мимолетные связи, многие были просто прелестны, но ни в одной из них не таилось загадки.
– Чего же именно хочет любезная госпожа?
– Разве это не ясно? – выдохнула Оливия. Почему же он медлит? Юст пригрозил, что в случае еще одной неудачи он пришлет сюда не только зловонного мавританина, но и огромного, недавно нанятого им беотийца, чтобы те вдвоем позабавились с ней. Дрожа от страха и унижения, она приподняла шелковый пеньюар.
– Гладиаторы и чужестранцы,- заговорил Сен-Жермен, делая шаг к ложу.- Мы надежны, ибо неприхотливы и умеем молчать, а если что-нибудь скажем, кто нам поверит? – Черное его одеяние зловеще шуршало, скифские полусапожки задевали подковками пол.- Зачем тебе я? – спрашивал он, приближаясь.- Зачем? Что – на аренах мало безмозглых рабов?
Она вздрогнула, задетая его грубостью.
– Я… они меня больше не интересуют.- О, как жесток и холоден этот презрительный взгляд! Ей вдруг отчаянно захотелось его отослать. Руки ее сделались ледяными, сердце учащенно забилось, мозг пронзила острая боль. Оливия вновь закусила губу, набираясь храбрости перед решительным жестом. Чужеземцу следует дать отставку, и не важно, что потом выкинет Юст.
– Я не люблю, когда меня используют, госпожа.
– Используют? Тебя? – она невесело рассмеялась.
Только что он был далеко, и вдруг оказался рядом. Губы впились в губы, глаза заглянули в глаза. Запустив пальцы в волосы странной римлянки, он рывком запрокинул ей голову, собираясь повторить поцелуй, и в удивлении замер. Тело, которое он обнимал, было равнодушно-безвольным. Озадаченный, Сен-Жермен оперся на локоть и посмотрел на женщину, лежащую рядом. Может быть, она ждет, что ее возьмут силой? Чтобы справиться с замешательством, он протянул руку с намерением прикрутить фитильки подвесных ламп.
Она встрепенулась.
– Нет.
– У тебя нет выбора, госпожа.- Одна лампа погасла, свет другой замигал и постепенно стал меркнуть.
– Нет.
Ее охватило отчаяние. Свет до сих пор не мешал ни одному из мужчин. Юст ничего не увидит, он придет в ярость. Тихо, почти беззвучно, Оливия прошептала'
– Мой муж…
– Может прийти? – тоже шепотом спросил он. Это было бы очень некстати. Юст Силий слыл человеком жестоким, а его влияние при дворе все возрастало. Ему ничего не стоило стереть в порошок какого-то чужестранца.
Она покачала головой.
Рука, протянутая к очередной лампе, застыла.
