– Никаких кино.
– Понимаешь, Вирджиния… – Том жадно отхлебнул рыбного супа. – Вот, попробуй.
– Не-е…
– Мэри говорит про старое.
– Она путает, что старое, а что теперь.
– Да.
– Чего-чего? – закричала старуха, поняв, что речь о ней.
– Ничего, Мэри, – сказал Том ей в ухо.
– Почему она так, Том?
– Вирджиния! – одернула дочь миссис Н.
– Все в порядке, Кристи. Понимаешь, Вирджиния, с нами стариками такое случается. Я вот тоже путаю.
– Нет, ты не путаешь. А почему она?
– Понимаешь, у нас голова забита старым, новому приходится тесниться, вот оно и перемешивается. – Он заглотнул еще кусок курятины, жадно облизал с усов подливку, причмокнул. – Попробуй. Твоя мама замечательно готовит курицу.
– Не-е…
– Вирджиния!
– Ма-а-а…
– Ешь! – рявкнул Джон, поднимая глаза от тарелки.
Стива передернуло. С тех пор как мы вошли в столовую, он не произнес ни слова, даже когда мать прямо обращалась к нему. Мне это не нравилось, но, сказать по правде, я был больше занят едой. Поначалу набросился как волк, потом стал есть медленнее, жевать, пока во рту не останется только вкус. Столько было запахов, оттенков, каждый следующий кусочек таял на языке по-своему, а после глотка воды можно было начинать по новой. Я был уже сыт, но остановиться не мог. Джон тоже ел теперь помедленнее и, ни к кому в отдельности не обращаясь, заговорил про теплое течение – оно подошло к берегу после вчерашнего ливня. Том по-прежнему уписывал за обе щеки, и Вирджиния сказала:
– Никто не отнимет твою тарелку, Том. Старик услышал, но не обиделся, а улыбнулся Вирджинии. Дети рассмеялись.
– Бери еще курицы, Генри, – уговаривала миссис Н., – запивай молоком.
– С удовольствием, – отвечал я.
Маленькая Кэрол расплакалась, Эмили подсела к ней и стала кормить с ложки. Дети расшумелись, Мэри заметила и воскликнула: «Включите телевизор!», зная, что вызовет смех. Стив продолжал есть молча, и Джон явно это заметил. Я глотнул молока, убеждая себя, что все в порядке.
Мы продолжали жевать и разговаривать. Когда Кэрол успокоилась, Эмили встала и принялась собирать блюда.
– Сегодня твоя очередь помогать, – напомнила Стиву миссис Н.
Тот молча встал и понес тарелки на кухню. Стол освободили, подали ягоды, сливки, еще кувшин молока. Том толкнул меня ногой, смешно двинул бровями и произнес благоговейно:
– Выглядит превосходно, Кристи.
Мы умяли и ягоды, и сливки, после чего детям разрешили взять бабушку и идти. Джон, миссис Н., Стив, Эмили, Том и я развернули стулья к окну. Джон достал из бара бутылку бренди, и все стали, прихлебывая, разглядывать свои отражения. Забавная получилась картинка. Стив за вечер ни разу не раскрыл рта, Эмили молчит всегда, так что разговаривали Джон и Том, да мы с миссис Н. иногда вставляли словечко. Джон продолжал рассуждать о течении:
– Похоже, с теплыми течениями приходят самые холодные тучи. Ледяные ливни, даже снег, когда вода на сорок градусов[6] теплее воздуха. С чего бы это?
Никто не предложил объяснения. Удивительно, но и Том не воспользовался случаем поговорить о погоде. Мы помолчали. Миссис Н. начала вязать, Эмили бесшумно села рядом и взяла клубок. Джон залпом допил стакан.
– Так что, по-твоему, нужно этим южанам? – спросил он Тома.
Старик отхлебнул.
– Не знаю, Джон. Думаю, смогу разобраться на месте. Если они не врут, то многого им не добиться, на глазах у азиатов-то. Но… они не договаривают. Когда я упомянул, что на берег выбрасывает застреленных азиатов, Дженнингс открыл было рот, но Ли не дал ему сказать. Дженнингс что-то знает. Но зачем они здесь? Пока не знаю.
– Может, просто хотят увидать что-то новое, – вставил Стив.
– Может, – отвечал Том. – Или попробовать свои силы. Или торговать с нами, или продвинуться дальше на север. Не знаю. Они не говорят, по крайней мере – здесь. Вот почему я хочу отправиться с ними и поговорить с мэром.
Джон покачал головой:
– Я по-прежнему не уверен, что стоит. У Стива побелели уголки губ. Том небрежно продолжил:
