– Оно и видно.
– И один из самых уважаемых людей в Онофре. А мальчик – его помощник, очень толковый молодой человек.
В продолжение разговора Том и бровью не повел; он смотрел на коротышку, склонив голову набок, словно изучал невиданного прежде жука. Ли не дал себе труда слушать; он сматывал канат и лишь на секунду поднял лицо, чтобы распорядиться:
– Тушите огонь и по машинам. К рассвету надо быть в Сан-Диего.
Его спутники не возражали. Собрали вещи, залили огонь, вышли на бетонку и вслед за Ли зашагали через лес в сторону океана. Шагов через двадцать – тридцать Ли остановился и зажег фонарь.
Луч света выхватил из темноты машину: платформу на железных колесах. Посередине на возвышении был закреплен горизонтальный рычаг. Все покидали на платформу вещи. За первой машиной я заметил и вторую. Чтоб подойти, пришлось переступить через рельсы. Они были такие же, как в нашей долине – ржавые, погнутые и лежали на изъеденных временем шпалах. Мы с Томом смотрели, как на платформы укладывают кувалды, оси, мотки толстой веревки, мешки со звякающими железными костылями.
Вскоре все было погружено. Дженнингс и Ли вскарабкались на платформу, мы с Томом забрались следом. Двое встали по концам рычага, один с помощью Ли нажал на поднятый конец. Колеса заскрежетали по ржавым рельсам. Когда конец рычага опустился, коротышка всем телом налег на другой. Они жали попеременно, дрезина катилась, другая не отставала.
Из рощицы, где были спрятаны машины, мы выехали на заросшую кустарником равнину. Здесь холмы отступили от океана на несколько миль, деревья росли только по лощинам. Рельсы были уложены на автостраде, и всякий раз, как мы въезжали на пригорок, взорам открывался океан, серебристо-серый под низкими облаками. Мыс, до которого мы с Николеном добирались полдня, остался позади; дальше к югу мне бывать не приходилось. Отсюда начинались незнакомые места.
Колеса скрежетали по рельсам; мы разогнались и летели быстрее, чем бежит человек. Четверо не занятых у рычага пассажиров нашей дрезины сидели возле центрального возвышения или лежали, глядя вперед. Под горку машина катилась еще быстрее. Сидя было невозможно по-настоящему ощутить скорость, и я встал. Остальные глядели на меня как на болвана, но я плевать хотел. Борода флагом развевалась у Тома за спиной. Старик взглянул на меня и улыбнулся:
– Только так и стоит путешествовать, а?
Я с чувством кивнул, не в силах говорить от волнения. Несмотря на скрежет и стук, казалось, что платформа летит.
– К-как быстро мы едем? – заикаясь, выговорил я. Том взглянул на шпалы, попробовал рукой ветер.
– Миль тридцать в час, – сказал он. – Может, тридцать пять. Давненько я так быстро не ездил.
– Тридцать миль в час! – заорал я. – Уррра!
Мужчины рассмеялись, но мне было все равно. На мой взгляд, болванами были они – ехать со скоростью тридцать миль в час и прятаться от ветра, вместо того чтобы смотреть по сторонам!
– Покачать хочешь? – спросил Дженнингс, поднимая лицо от рычага. Остальные снова рассмеялись.
– Еще как! – воскликнул я. Дженнингс подвинулся, и я взялся за рукоятку. Она имела форму буквы «Т». Я навалился, и дрезина дернулась куда сильнее, чем можно было ожидать Я снова завопил. Я жал что есть мочи и видел, как мой напарник улыбается в темноте. Он тоже налегал на рычаг, и под нашими усилиями дрезина летела вдоль Пендлтонского побережья, словно во сне. Глаза уже слезились от ветра, но я все равно смотрел на мелькающие позади шпалы и вдруг понял, каково оно было в старину. Понял, какой мощью обладал тогда человек, во сколько крат увеличил он свои природные возможности. Об этом рассказывал Том, об этом говорилось в его книжках, но теперь я ощущал это кожей и мускулами. Это пьянило. Мы качали, дрезина летела. Задние улюлюкали нам вслед и кричали:
– Эй, впереди! Кого поставили к рычагу? Мы знаем, это не Дженнингс!
На обеих дрезинах рассмеялись.
– Да нет, Дженнингс! – крикнул кто-то из задних. – Что, по жене соскучился?
– Небось боится, что сбежит бабонька!
– Жми помедленнее, силу до дома побереги!
– Коли так разошлись, возьмите нас на буксир!
– Давайте помедленнее, – сказал Ли спустя некоторое время. – Ехать еще далеко, не стоит выматывать задних.
Мы стали качать медленнее. И все равно, когда меня сменили, я был весь в поту и на ветру сразу замерз. Сел, завернулся в плащ. Мимо проносились белые, недавно обрубленные ветки, искры летели из- под колес. Начались холмы. На подъеме качать приходилось всем вместе, на спуске мы катились так быстро, что я бы не встал ни за какие коврижки.
Проехали мимо шеста с красной тряпицей на конце. Ли встал и потянул тормозной рычаг. Дрезина осыпала рельсы снопом искр и остановилась с таким скрежетом, что у меня мороз побежал по коже.
– Сейчас начнутся сложности, – сказал Дженнингс, спрыгивая с дрезины. В наступившей тишине я услышал шум воды. Мы с Томом тоже слезли и пошли за остальными. Рельсы уходили в реку, поуже нашей, но все равно приличную. Из воды торчали два ряда черных столбов, соединенных кое-где продольными и поперечными балками. Продольные продолжались на обоих берегах, но в середине зияли провалы. У столбов вода пенилась и закручивалась водоворотами. Понятно было, что течение быстрое.
– Основание нашего моста, – объяснял Дженнингс Тому и мне, покуда Ли распоряжался остальными. – Все, что осталось от старого. Наверно, он горел, когда вода стояла высоко.
– Скорее обрушился, когда взорвалась Пендлтонская бомба, – возразил Том. – Вряд ли раньше вода была выше, чем теперь.
