– Верно, – подтвердил Дженнингс с такой гордостью, словно сам все это построил. Том затряс головой и ошалело рассмеялся. Рельсы кончились, Ли с обычным выматывающим нервы скрежетом остановил дрезину. Мы слезли и пошли вслед за хозяевами по автостраде. Она ныряла под воду, кусок дороги в середине озера был ее продолжением. На дальнем берегу белая бетонная полоса вновь выныривала из озера. До меня дошло, что кусок автострады над озером – все, что осталось от моста, соединявшего прежде берега долины. Чем пустить дорогу понизу, они подняли ее на опоры и сделали мост больше мили длиной, просто чтобы не спускаться вниз и не заезжать вверх на своих автомобилях! Я обалдело таращился и все не мог взять в толк, как вообще можно было додуматься до такого моста. В голове не укладывалось.
– Ты в порядке? – спросил меня Ли.
– А? Да, конечно. Просто засмотрелся на озеро.
– Есть на что. Может, утром сделаем круг на лодке.
Со стороны Ли это было верхом дружелюбия, и я понял, что он оценил мое восхищение. Там, где дорога уходила в озеро, к большому плавучему пирсу были пришвартованы десятка два лодок. Ли с Эбом усадили нас в одну из самых больших. Эб взял весла, мы оттолкнулись и поплыли к острову-мосту. По дороге Ли отвечал на расспросы Тома касательно озера:
– Дождями намыло горы грязи, она застряла в устье между дорогами и набережной. Получилась запруда. Большая плотина. Что? Да, вода стекает в океан, но поверх запруды, так что у нас тут озеро. Оно гораздо выше уровня моря и тянется до самого Кахона. Том рассмеялся:
– Ха! Мы всегда говорили, что хороший дождь может затопить эту долину, но чтобы так… А что сталось с путепроводом?
– Говорят, поначалу были сильные наводнения, размыло склоны холмов– и опоры моста рухнули. Сохранились только центральные. Мы взорвали нависающие части, чтобы вид был поаккуратнее.
– Ага.
Мы подплыли ближе, и я увидел обрубленный край автострады, желтый в закатном свете. Из бетонной плиты торчали загнутые ржавые штыри. Платформа имела футов пятнадцать в толщину, ее основание возвышалось над водой футов на двадцать. Лодка скользнула между стройными опорами, рассекаемая носом вода заплескала о бетон.
Платформа, под которой мы плыли, была частью перекрестка. Здесь от основного отрезка дороги отходили узкие съезды. Теперь они служили причалами. Мы подплыли к восточному, и люди, которые вышли нас встречать, приняли причальный конец. С лодки на деревянные мостки, а с них на бетон. Солнце садилось между двумя башнями, ветер трепал нам волосы. Из дома наверху доносились голоса, смех и звяканье посуды.
– Мы опаздываем, – сказал Ли. – Идемте.
Когда мы поднимались по бетонному съезду, я заметил, что он имеет уклон еще и вбок. Я сказал Тому, и он объяснил, зачем это было нужно: чтобы машины на большой скорости не вылетали с дороги. Я взглянул вниз, на воду, и подумал, что прежние американцы были или дураки, или чокнутые, если шли на такой риск.
На широкой и ровной платформе стояли несколько домов – большой на северном краю, несколько маленьких – не больше моей хижины – на южном. Они составляли что-то вроде подковы. Половина большого дома была одноэтажной, с голубыми перилами наверху. Возле перил стояли несколько человек и смотрели в нашу сторону. Дженнингс махнул им рукой. Я вдруг оробел.
Эб откололся от нас и подошел к западному ограждению дороги – толстым стальным перилам, возле которых тоже стояли несколько человек. Солнце садилось между холмами в дальнем конце озера. Ли и Дженнингс повели нас с Томом в большой дом. Дженнингс как вошел сразу вынул из кармана расческу и провел по волосам. Ли, глядя, как тот прихорашивается, ехидно хмыкнул и, обойдя Дженнингса, повел нас по широкой лестнице. На втором этаже мы прошли по коридору в комнату, где было много стульев и пианино. Большие стеклянные двери в южном конце комнаты вели на балкон. Туда мы и вышли.
Мэр – высокий широкоплечий мужчина – стоял у перил вместе с другими и смотрел на нас. Руки у него были мускулистые и ноги под шерстяными клетчатыми штанами тоже. Ему подали синий пиджак. Для такого большого тела голова казалась слишком маленькой.
– Дженнингс, кто эти люди? – спросил он громким скрипучим голосом. Под черными усами у него был маленький рот и слабый подбородок. Однако, когда он поправил воротник и поднял лицо, голубые глаза взглянули на нас умно и проницательно.
Дженнингс представил меня и Тома.
– Тимоти Дэнфорт, – сказал мэр в свою очередь. – Мэр этого прекрасного города.
На лацкане его пиджака был приколот маленький американский флаг. Мы обменялись рукопожатиями; я жал что есть мочи, но с тем же успехом можно было давить камень. Он мог бы смять мою руку, как тесто. Том позже сказал, такой хватки самой по себе достаточно, чтобы стать мэром. Дэнфорт обратился к Тому:
– Я слышал, вы неизбранный лидер Сан-Онофре?
– У Онофре нет избранного лидера, – ответил Том.
– Но вы пользуетесь определенной властью? – предположил мэр.
Том пожал плечами и подошел к перилам.
– Красиво тут у вас, – заметил он рассеянно, глядя на половинку красного солнечного диска. Я был возмущен его грубостью, мне хотелось заговорить и сказать, что Том пользуется в Онофре такой же властью, как и любой другой, и что он не хотел обидеть, однако я промолчал. Том глядел на закат. Мэр, прищурясь, наблюдал за ним.
– Всегда приятно познакомиться с соседом, – сердечно сказал мэр. – Если не возражаете, мы отметим это за столом. – Он улыбнулся, шевеля усами, однако взгляд его оставался пристальным. – Скажите, вы ведь жили в прежние времена? – Тон его, казалось, подразумевал: вы ведь жили в Раю?
– Как вы догадались? – спросил Том. Почти все на балконе рассмеялись, но Дэнфорт только посмотрел на Тома.
