овладеть инициативой, начинающей переходить в наши руки.
И тогда Чивадзе все чаще и чаще стал совершать затяжные вояжи на половину противника из глубины. Постепенно это все больше и больше нервировало шотландцев. Был момент, когда он обыграл сразу нескольких игроков соперника, но пробить не успел - помешали. В другой раз хорошо сыграл в стенку с Гавриловым. Однако чуть промедлил.
Александр упорством и верой шел вперед, ведя за собой ребят. Такая решимость всегда раздражает противника, заставляет его суетиться, терять самообладание и в конце концов ошибаться. Что в итоге и произошло.
После резкого выпада Бессонова и Гаврилова в штрафной вратаря Рафа началась суматоха, в результате которой мяч на мгновение остался беспризорным. Раньше всех к нему подоспел Чивадзе. И хладнокровно сравнял счет.
Не знаю, но я почему-то был твердо убежден, что сделает это именно он. Наверное, Александр своей верой в успех заразил и меня, как и всех остальных.
Когда после стольких передряг и волнений мы вышли в следующий этап первенства, по дороге из Малаги в Барселону Саша сказал мне: «Не должно теперь с нами осечки произойти. Знаю - еще сложней, чем раньше, будет. Но в полуфинал мы попадем».
Не думаю, что это были слова, сказанные по капитанским обязанностям. Пройдя через первые испытания, выдержав их, Чивадзе страстно желал обрести состояние уверенности и остальным.
Конечно же, Александр замечал, что не все настроены так же, как он, Толя Демьяненко, Сергей Балтача или Володя Бессонов. Но в душе не мог не надеяться, что теперь, когда один большой турнирный шаг вперед уже сделан, многое изменится. И игра, которая так всех нас радовала до приезда в Испанию, наконец, будет вновь обретена всеми ребятами без исключения.
Но, увы, не всегда желания в нашей жизни совпадают с возможностями...
Уже после просмотра матча поляков с бельгийцами, в котором легкий, неуловимый Бонек трижды распечатал ворота Костера, кое-кто из нас приуныл. В голову мгновенно полезли разные невеселые мысли и всевозможные математические расчеты: «Сколько же мы должны забить бельгийцам, чтобы начать встречу с поляками в равных с ними условиях?»
Не трудно было вычислить - такую возможность гарантировал счет 3:0. А поскольку до этого каждый гол давался нам с невероятным трудом, то задача выиграть, да еще с таким внушительным результатом показалась нам невероятно сложной. И на игре это, конечно же, сказалось.
Во встрече с польской командой это нетрудно было понять. И даже в предыдущей, с бельгийцами, в которой победа далась за счет колоссального напряжения, после чего двухдневной паузы до решающей встречи с поляками, имевшими в отличие от нас почти неделю передышки, оказалось мало.
Почему же мы так и не сумели одолеть польскую сборную, хотя и ставшую на чемпионате третьей, но сыгравшую с нами, пожалуй, свою самую невыразительную игру?
Беру на себя смелость утверждать, что, сумей мы забить, победа оказалась бы на нашей стороне, поскольку в обороне мы к тому моменту уже крепко связи наладили и в себя верили. А в атаке ничего похожего не было. Вот почему гол помог бы встряхнуться, выйти из охватившего с первых минут состояния оцепенения. Особенно Рамазу Шенгелия и Олегу Блохину, от которых больше всего и ждали меткого выстрела.
По возвращении домой их игра подверглась особой критике.
А более чем скромная результативность (каждый провел только по одному мячу) стала главным для этого поводом. Их обвиняли в безволии, пассивности и даже потере класса, забывая, что оба они были главными действующими лицами в борьбе за путевку в Испанию, забив вдвоем в отборочных встречах почти половину всех мячей.
Стало быть, дело не в потере класса, а в чем-то другом, в том, что мешало им подтверждать его с прежним хладнокровием и умением.
Думаю, причин тому несколько.
Не стану определять, какая из них главная. Да и не в этом суть. Сумели же обрушить на них поток уничтожающей критики, даже не поинтересовавшись, почему они - форварды с репутацией бомбардиров, с хорошим международным футбольным именем - вдруг в Испании так неожиданно и на первый взгляд легко, без боя разом поставили ее под сомнение.
Но те, кто был критически настроен по отношению к игре Олега и Рамаза в Испании, не могли, да и не хотели знать того, что и тот и другой не ожидали оказаться в такой напряженной и исключительно сложной обстановке. И психологически не были готовы к ней. Хотя вроде бы и опытом достаточным располагали.
Естественно, знали (особенно Блохин, чье имя в футбольном мире известно и чтимо), что опека соперниками в Испании будет вестись с усердием и без особых церемоний. Смутило их там не это. А то, что любой незабитый ими мяч, неиспользованный момент может в одно мгновение лишить команду и миллионы болельщиков, так веривших в них, всех надежд.
И чем больше они не забивали, не использовали, тем быстрее уходила из их сознания вера в себя, тем безжалостней ломалась и рвалась игра.
На все это Олег и Рамаз реагировали по-разному.
Олег и в тренировках, и в матчах вспыхивал, взрывался по любому поводу, считая, что во всем виноваты партнеры, на которых обижался и которых то и дело обижал сам. Хотя в душе за неудачную игру наверняка больше всего клял самого себя.
Рамаз, чувствительный ко всему происходящему, очень ранимый, напротив, замкнулся, ушел в себя и стал на поле таким же мягким и скромным, как и за его пределами. К тому же его буквально задергали постоянные придирки Олега.
И тот и другой отчетливо сознавали необходимость перемен в своем настроении и игре. Но, несмотря на огромное желание, изменить ничего не могли.
Они лишь эпизодами мелькнули на чемпионате, напомнив прежних Блохина и Шенгелия, искрой, которая, как известно, заменить костер не может.
Олег блеснул во встрече с новозеландцами и в какой-то мере с шотландцами. А Рамаз в первой - с бразильцами, когда еще не успели захлестнуть его будущие переживания и сомнения.
К матчу с поляками оба подошли уже вконец измотанными постоянной нервотрепкой и борьбой с собой. Как и все остальные, сил они не щадили, но, тратя попусту массу энергии, чем-то напоминали штангиста, заведомо знающего, что с заказанным им же самим весом ему не справиться. И тем не менее безуспешно пытающегося оторвать его от помоста.
Думаю, что Блохин и Шенгелия сыграли бы в Испании гораздо интереснее и результативнее, если бы мощней и организованней действовала средняя линия, призванная, как известно, готовить атаку и помогать форвардам завершать ее. Но в отсутствии так хорошо умеющего это делать Буряка полузащита сыграла как-то пресновато, без выдумки. Поэтому обвинения в адрес Олега и Рамаза в том, что их отходы назад, в глубину, не что иное, как уклонение от борьбы, совершенно несостоятельны. Отходы эти диктовались стремлением обоих раздобыть мяч, который впереди они получали реже, чем хотелось бы.
Юра Гаврилов выглядел каким-то уставшим, «разобранным». Андрей Баль, слывя бойцом, вообще никогда не тяготел к комбинационной игре, а потому и не мог в ней преуспеть. Хорен Оганесян как-то не слишком уютно чувствовал себя на левом фланге, куда был переведен тренерами. Да и внимание ему партнерами уделялось на поле гораздо более скромное, чем то, к которому он привык в родном «Арарате», - в сборной-то игра иная, чем в клубе. И лишь Володя Бессонов, возвратившийся в команду после почти трехмесячного лечения, действовал так, как умеет: с чувством, с толком, с расстановкой. Но один, как известно, в таком важном звене погоды не делает.
Вот и получилось, что в силу разных обстоятельств полузащита не сумела сыграть так, как ей удавалось раньше. Потому и неожиданности нашим атакам не хватало.
В матче с поляками это особенно наглядно проявилось, когда, решив не искушать судьбу (ведь им для выхода в полуфинал и ничьей хватало) , они непроходимой стеной встали у своих ворот. Мы, злясь и скрипя зубами, раз за разом на эту стену натыкались, так и не придумав ничего, чтобы ее преодолеть и забить. Вот и атаковали все девяносто минут в надежде на счастливый случай, ошибку соперника.
А он так и не ошибся...
