— Руджиеро, принеси нашему гостю все, чем Амадео хотелось бы его угостить.
Лицо слуги осветила улыбка.
— Тогда, хозяин, позвольте накрыть большой обеденный стол. Только на нем сможет поместиться все то, что сочтет нужным подать Амадео. Он прекрасно готовит, но давать ему волю нельзя.
— Мне ничего особенного не нужно. — Сандро уселся в турецкое кресло и снова вздохнул. — Если можно, я бы выпил чего-нибудь освежающего. Сегодня я был в Сакро-Инфанте, и солнце совсем иссушило меня.
После этого заявления в комнате повисла напряженная тишина. Руджиеро поклонился и вышел. Ракоци отвернулся к окну.
— Как здоровье донны Эстасии? — спросил он словно бы невзначай, но фраза прозвучала неловко.
— Мне трудно об этом судить. — Выражение лица Сандро не поддавалось определению, беспокойство мешалось в нем с раздражением. — Бывают дни, когда она ведет себя совершенно нормально и хочет вернуться домой. Но чаще я застаю ее всю в слезах, не выказывающей расположения к разговору. И это лучше, чем слушать то, что она говорит. Бедным сестрам приходится терпеть от нее многое. Кузина осыпает их бранью и признается в ужасных вещах. Монахини делают вид, что таким образом она освобождается от болезни. Я же не знаю, верить им или не верить.
— Сандро, — мягко спросил Ракоци, — зачем вы пришли?
Он отошел от окна и взглянул гостю в глаза.
— Я… я не знаю, Франческо.
— Возможно, ваш визит связан с тем, что я был любовником вашей кузины и вы бы хотели меня к ней вернуть?
Сандро вздохнул с облегчением. Главное было сказано. Ракоци продолжал:
— Что ж, нам и впрямь следует объясниться. Наши отношения с донной Эстасией закончились, и возобновиться им не дано. Но разобраться в том, как они развивались и почему оборвались, я думаю, стоит.
Сандро отвел глаза в сторону.
— Сейчас не принято говорить о подобных вещах.
— Почему же? Уж не потому ли, что местные доминиканцы берут в городе верх? — Ракоци сузил глаза, ему вдруг вспомнилось о временах сравнительно не очень далеких. Именно орден неистовых проповедников возглавил тогда массовые истребления ни в чем не повинных людей.[46] — Я отвечу на любой ваш вопрос. Вряд ли за это нас потянут в Сан-Марко.
Он усмехнулся, усмехнулся и Сандро.
— Вряд ли, конечно. Но полной уверенности все-таки нет.
Взгляд Ракоци потеплел.
— Что именно вам хотелось бы знать?
— Все. Я хочу разобраться, что с ней случилось. Чтобы понять, как дальше быть.
Ракоци сел в кресло и, немного подумав, начал рассказ:
— Я встретился с донной Эстасией вскоре после того, как приехал сюда. Это было воскресным утром в палаццо Медичи. По воскресеньям гам всегда собирались большие компании. — Он смолк, отдавшись власти воспоминаний. — Вы помните эти приемы?
Сандро кивнул.
— Разумеется, помню.
— Вы тогда приехали вместе с кузиной. У вас с молодым Буонарроти еще затеялся спор по поводу приобретенной Лоренцо скульптуры. Что же касается донны Эстасии, ей это все казалось довольно скучным, а я… я был в вашей компании чужаком, неудивительно, что у нас завязалась беседа. Ей льстило мое внимание, меня привлекала ее красота; слово за слово, мы прошли с ней в соседние комнаты. Когда мы остались наедине, она приспустила корсаж и… в общем, мы потянулись друг к другу.
Сандро неловко задвигался в кресле и устремил взгляд в окно.
— Хм… я понимаю.
— Так продолжалось какое-то время, потом она предложила мне ее навестить, и… ночь друг от друга нас не оттолкнула.
Глаза художника недоуменно расширились.
— Мои ласки были несколько… экзотическими, — пояснил Ракоци, — и это могло ей не понравиться. Впрочем, со мной она не рисковала ничем.
Сандро быстро взглянул на Ракоци.
— Что это значит?
— Я доставлял ей удовольствие, но не в манере, принятой у большинства мужчин, — Он помолчал и добавил: — Я просто не способен на это.
Лицо художника побагровело.
— Послушайте, Франческо, вы совсем не должны…
Ракоци усмехнулся.
— Я рассказываю вам все, чтобы вы могли лучше понять, что между нами происходило.
В комнату вошел Руджиеро с подносом, на котором стояли высокий кувшин, стеклянный бокал и вазочка с медом.
— Амадео приготовил для вас шербет. Это изысканный восточный напиток, хорошо утоляющий жажду.
Живописца обрадовала пауза в разговоре, и, пока Руджиеро священнодействовал, наполняя бокал охлажденным фруктовым отваром и добавляя в него мед, он с преувеличенным вниманием следил за движениями слуги.
— Понадоблюсь ли я вам еще, хозяин?
— Думаю, нет. Ты можешь вернуться к своим занятиям.
— Слушаюсь. — Руджиеро склонил голову. — Донна Деметриче работает вместе со мной. Мы скоро закончим. — Он не стал говорить, что они разбирают тележку с алхимическими веществами, доставленными из Модены.
— Прекрасно. Если нам что-то понадобится, я кликну Аральдо.
Руджиеро еще раз кивнул и удалился.
— Я уже давно не видел донну Деметриче, — сказал Сандро, чтобы что-то сказать.
— Позже мы сможем пройти к ней.
Сандро машинально кивнул.
— Хорошо. — Он сделал глоток из бокала и почмокал губами. Шербет освежал и был приятен на вкус. — Значит, вы стали встречаться?
— Да, и встречались долгое время. Все шло хорошо. Эстасия получала свое, я… для меня эти свидания тоже имели значение…
— Но вы же сказали, что не способны… действовать как мужчина.
Ракоци побарабанил пальцами по колену.
— Я давал много больше, но, как выяснилось, не все.
Он резко встал с кресла и вновь подошел к окну.
— Она стала желать того, чего я не мог ей дать.
— Не могли… или не захотели?
— Скорее, не захотел. Она возжаждала боли. Она возбуждалась даже от разговоров о ней. Я счел это опасным. Когда к ее требованиям примешались угрозы, я вынужден был уйти. — Он говорил сурово, отрывисто, не глядя на Боттичелли. — Ваша кузина взяла себе новых любовников, но и они не сумели управиться с ней. — Тон Ракоци внезапно сделался мягким. — Сандро, поймите, нет такого мужчины, какой был бы способен дойти до пределов, к которым она устремилась. Это не грех, не вина, а болезнь, что бы там ни говорил Джироламо Савонарола. Ни один любовник не утолит ее страсть, хотя сама она так не считает и потому сердится на весь белый свет. Пожалуй, мне нечего больше прибавить.
Он снял со стены небольшую пастушью дудку и принялся вертеть ее в пальцах.
Сандро налил себе еще немного шербета.
