Я улыбалась.
Она посмотрела сквозь меня под землю.
Я готова была от стыда провалиться за эту улыбку, но чем больше я нервничала, тем улыбка моя становилась шире.
Я могла и хохотать начать.
Это у меня с детства.
Первый раз я растянула рот до ушей, когда у нас в летнем лагере птенец сдох. С тех пор все время улыбаюсь. Когда другие плачут.
Однажды я расставалась со своим бой-френдом. Он меня предал. И улыбалась во весь рот.
Хотя готова была рыдать. А он смотрел на мою улыбку и чувствовал себя ничтожеством. Думал, что мне — все равно. Если бы мне было хоть чуть-чуть больше все равно, я бы рыдала. И его самолюбие не было бы так задето. Он мне потом еще несколько лет звонил.
Я немного удивилась, увидев Илью. Кто ему сказал? Наверное, секретарша.
Здесь он мне уже не показался красавчиком.
Да и одет был не очень. Пришел в черной водолазке в мае месяце. К чему эта показуха?
Все, наверное, принимали его за родственника. Бедного. Я подошла к нему.
Он выглядел каким-то испуганным.
— Ну, я поехал. Мы в Реутово живем, — проговорил он, словно извиняясь.
При чем тут Реутово? Просто хочет побыстрее уехать. А зачем приезжал тогда?
— А мы на Рублево-Успенском. — Не знаю, зачем я это сказала? Прозвучало как приговор.
— Никит, как получилось, что вы с Маней вместе что-то делали? Это агентство? — спросила Ленка.
Я пожала плечами:
— Не знаю.
— Ты видела, что с ней творилось?
— Видела.
— Так почему мне не позвонила? — Ее голос был полон возмущения. — Почему?
— Мы дружили. Ей бы это не понравилось…
Она посмотрела на меня с ненавистью.
Я хотела сказать ей, что «еще твоя младшая сестра мне звонила. Ночью. Но я не взяла трубку — боялась, что она попросит денег. А может, она хотела попросить о помощи!»
Машка умерла в четыре часа утра.
Я заблаговременно отключила свой телефон.
Лена еще раз посмотрела на меня и быстро отошла. Наверное, я в ее жизни больше не существую. Как и Машка. Она потеряла нас обеих.
Поминки были в Центре международной торговли. Машка терпеть не могла это место. Говорила — «лоховское».
Я думала об этом и плакала в туалете.
Мертвая — это все равно что «новорожденная». За тебя решают другие. Просто потому, что не знаешь, как им все объяснить. Просто не можешь донести до них свои мысли. Только перспектив меньше. Хотя кто это знает?
Я насыпала кокс тонкой струйкой.
«Машка, я тебя люблю».
Ленка искала друзей своей сестры.
Никто в дружбе с ней не признавался.
Ленка подозревала меня.
Она говорила со мной холодно и с ненавистью.
Один раз мне позвонила Машкина мама. Она рыдала в трубку. Она кричала, что это мы не уберегли ее девочку.
Мне хотелось стать глухой.
Приходили из милиции. Хорошо, что Артем улетел. Тамара косилась на меня с подозрением.
Милиция приходила по просьбе Ленки. Выспрашивали. Подозревали.
— Я не виновата! — однажды закричала я в трубку.
— А я так не думаю, — ответила Ленка.
— Это ты ее бросила! — обвинила я. Хотя на самом деле так не считала. Виновата была я. Я — ее
