свекровь «хозяйка». Меня — «сестра».
Садовник был у них новый. Но мне показалось, что мы раньше встречались. Эти таджики кочуют с дачи на дачу по всему Рублево-Успенскому.
Фиолетово-сиреневый свекор смотрелся очень эпатажно в окружении моих девушек — Мадам и Эрудита. Наверное, эпатаж — неплохая защитная реакция для тех, кто в ней нуждается. Хотя непонятно, зачем она свекру с его миллионами?
Мы со свекровью стояли в разных углах их огромной, захламленной гостиной. Никто не спешил начать дежурный разговор. Так в кино показывают дуэлянтов, которые медленно сходятся. Ее первый выстрел был в воздух. Очень благородно.
— Выпить хочешь?
Я не хотела. Я за рулем. Мне было неинтересно пить со свекровью. Я ее боялась.
— Хочу.
Если уж свекровь стреляла, то она попадала туда, куда хотела. Мы выпили бутылку Willa Antinori, обсуждая мою юбку. Вторую бутылку мы выпили, обсуждая ее юбку (джинсовая Armani). Казалось, говорить больше не о чем.
Мы открыли третью бутылку.
— Ты не бойся, он к тебе вернется, — сказала свекровь, покручивая тонкую ножку бокала двумя пальцами.
Я и не боялась. Но слышать это от свекрови было приятно.
— Может, и не вернется, — почему-то сказала я. Наверное, чтобы сделать ей приятное. — Все-таки я была не самая лучшая жена на свете.
Мне стало невероятно жалко и Рому, и себя.
И очень хотелось, чтобы свекровь меня тоже пожалела.
— Да и мать ты была так себе, — сказала свекровь, — помнишь? Когда только Артем родился? Не мать, а прям ебтвоюмать, честное слово.
Я терпеть не могла свекровь с самого начала.
— Да не плачь ты. Все мы одинаковые, — утешила меня Ромина мама. Как могла.
Мы чокнулись.
— Давайте за наших детей, — сказала я.
— И за наших мужиков.
Я кивнула.
— Хотя моего-то мужиком трудно назвать. В нем от мужика только то, что деньги зарабатывает. Да нервы треплет. А в остальном…
Она беспомощно посмотрела на меня и допила вино. Жадно. Так, словно вливала в себя какую-то силу. Или лекарство. Или яд.
Уже стемнело. И даже перестал рычать пылесос на улице.
— Ну и не надо его как мужика воспринимать, — сказала я. — Лучше как подружку. Даже здорово — можно о ресничках поговорить, об имплантатах, о косметике.
Свекровь недоверчиво уставилась мне прямо в глаза.
— Конечно, — я пожала плечами, — ведь главное — чтобы он вас не бросил. Правильно? Ведь уже возраст… — я испуганно взглянула на нее, но она только устало кивнула, — и не хочется заботиться о деньгах, и чтобы близкий человек рядом был…
— Это мне за мою молодость, — неожиданно засмеялась свекровь. — Ты думаешь, ты гуляла? Это я гуляла! Ого-го как! — Она встала, чуть не опрокинула стул, подошла к телевизору. По губам было видно, что она матерится. — Нашла! — Она взяла пульт и включила МУЗ-ТВ. Филипп Киркоров пел что-то зажигательное. Она плавно повела плечами, руками, бедрами.
«Когда состарюсь, ни за что не буду танцевать», — подумала я.
— Давай! Давай! — позвала свекровь, и мы на пару станцевали танец из «Криминального чтива». Я исполняла партию Траволты. Она зажимала нос двумя пальцами, пока не упала на пол.
Глядя на нее сверху, я подумала, что это всего лишь старая пьяная женщина. Которую давно не любит муж.
— Я сама! — Свекровь отпихнула мою руку и с трудом поднялась. — Значит, говоришь, реснички, имплантаты?
— Конечно. — Я кивнула.
— «Был бы милый рядом…» — высоко затянула свекровь.
Потом мы спели «Все, что тебя касается…», группа «Звери».
Потом мы обнимались и клялись друг другу в любви.
— Оставайся у меня, — сказала свекровь, — а то ты завтра проснешься и подумаешь, что тебе это все только приснилось.
Мы еще немного пообнимались, и я пошла спать в гостевую комнату.
Наверное, пошла. Раз я там проснулась на следующее утро.
