Позвонил Рома. Я не взяла трубку. Не хотелось слышать его насмешливый голос. Посмотрим, как он заговорит потом. Как будет хвастаться перед друзьями, какая у него жена. И ему будут завидовать. Наверное, в первый раз за всю нашу совместную жизнь. А он будет смотреть на меня влюбленными глазами. И наверняка повысит лимит на карточке. Хотя я уже и сама буду зарабатывать.
Мне нравилось представлять, как я куплю Роме что-нибудь дорогое. В подарок. Может быть, машину? Но сначала — себе. Невозможно ездить на этом «фольксвагене». Когда едешь на «мерседесе», с тобой знакомятся минимум «мерседесы», а сейчас мне даже «опели» сигналят и глазки строят. Ужас.
Рома мог бы давно уже поменять мне машину. Зачем он ушел из отцовского бизнеса? Отвратительный эгоизм.
Не подарю я ему машину. Телефон — в лучшем случае. Пусть еще постарается, чтобы я разрешила ему вернуться.
Рома позвонил еще раз. Я снова не ответила.
Даже не посмотрела на телефон. Он лежал на диване и настойчиво верещал. Как будто был абсолютно самостоятельной единицей, а не частью моей жизни. Одной из самых важных, пожалуй.
И самой функциональной.
Необитаемый остров плох хотя бы тем, что нет приема.
Пропущенный звонок не от Ромы.
От кого же? Незнакомый номер.
Через минуту телефон снова вздрогнул и зашевелился.
Это — Стас. Его мальчишеский, чистый голос.
Как будто я снова сижу на уроке, а в открытое окно врывается жизнь. Вместе с первыми лучами моей пятнадцатой весны и противным трескучим школьным звонком.
Стас младше меня лет на десять. Или на пятнадцать?
Я старше его на целую жизнь.
Мы смотрели смонтированный материал в прокуренной аппаратной, а потом ели бутерброды с яйцом в ресторане Телецентра.
Мне хотелось кормить его с рук.
Он следил за каждым своим словом, боясь сказать глупость.
Я смеялась над ним.
Он — краснел.
Я заставила его пить вино.
Он мечтал когда-нибудь снять большое кино.
Я льстила ему; я обещала ему громкое будущее. Я признавала его талант.
Он почувствовал себя увереннее.
Он взял меня за руку. Его рука оказалась прохладной и легкой. Про такие руки пишут стихи.
Мне захотелось дотронуться до них губами.
Первое прикосновение — это как первый взгляд: он может быть случайным, недоверчивым, высокомерным, любопытным. Он может быть даже равнодушным. Но тогда это не те прикосновения, о которых хочется говорить.
Мне было хорошо и спокойно.
Я была режиссером много раз отыгранного спектакля. И новичок-актер послушно следовал моим указаниям.
Я перестала названивать Рембо.
Меня не беспокоил его отключенный телефон.
Мы сели в мою машину и поехали в ночной клуб. За рулем — Гора. Наши глаза как звезды сверкали в темноте, образовывая новое созвездие, названия которому пока не было.
Мы танцевали. Я волновалась за свои Jimmy Choo. He оттопчет? Любовная эйфория пройдет, a Jimmy Choo останутся.
Этот мальчишка уверенными мужскими руками прижимал меня к себе. Он выпил слишком много. Слишком много для того, чтобы понять, что эта ночь — только сон.
Странно, что и мне не хотелось просыпаться.
Разве это не может оказаться правдой? Разве любовь скрепляется только кровью? Вино тоже красного цвета. Кто-нибудь пробовал скрепить любовь вином?
Разве ребенок, плачущий над сломанной игрушкой, менее несчастен, чем его мама, рыдающая над своими взрослыми бедами?
Разве не хорошо нам в этом душном, громком, ревущем, тесном мирке ночного клуба? Разве в нем есть еще кто-то, кроме нас?
В шесть утра мы завтракали в «Бочке». Стас заказал себе мясо с кровью. Мы целовались.
Первый поцелуй — это как тост за знакомство. Так же многообещающе по форме и ничего не значаще
