— Нет, нет, моя рани. Ты останешься все такой же. Нежной и сладостной, словно персик. Ты еще долго будешь радовать своим телом мужчин и вкушать ответное наслаждение.
— Если бы я была дочкой торговца или земледельца, то начала бы вкушать его еще года три назад, вместо того чтобы прибегать к всяческим ухищрениям. Я хочу получить компенсацию за три года страданий. — Княжна гибкой ножкой обвила ногу любовника и потянула ее на себя.
— Ты получишь ее, — глухо пробормотал Гюристар, безмерно страдая от необходимости отвергнуть то, что ему предлагают. — Но… лишь через десять дней, прости, моя рани. Я и так задержался, меня станут искать. Поползут слухи, а это опасно…
— Опасно, — повторила Тамазрайши, резким движением отталкивая несговорчивого кавалера. — Учти, если через десять дней тебя здесь не будет, я сама к тебе заявлюсь, вот это и впрямь будет опасно, так что не вздумай хитрить. — Она повалилась на ложе и зарылась в подушки, демонстративно повернувшись к опешившему мужчине спиной.
Гюристар мысленно хохотнул. Кобылка опять показала свой норов. Следовало бы поучить ее хорошим манерам, но она как-никак дочь раджи. Ничего, у него еще будет время выбить из нее всю эту спесь.
— Через десять дней я навещу тебя, рани, — сказал он учтиво и вышел из комнаты, брезгливо наморщив нос. В следующий раз надо бы приказать ей натереть ему тело ароматической мазью. Девчонка совсем зеленая и мало что смыслит в любовной практике, но кое-какие вещи она могла бы и знать.
Удостоверившись, что посетитель ушел, Тамазрайши хлопнула в ладоши. В комнату тут же вбежала одна из рабынь.
— Принеси полотенца, — приказала княжна.
Девушка убежала и вскоре вернулась с двумя шарфиками из тонкого красного шелка. Тамазрайши раздвинула ноги, рабыня склонилась к ним и тщательно вытерла лоно своей госпожи, не оставив на нем ни капли любовного сока. Когда с этим было покончено, княжна встала и знаком велела рабыне следовать за собой.
Они прошли по длинному коридору и вошли в комнату, сравнительно небольшую и осмотрительно затемненную. В дальнем конце ее возвышалась черная каменная статуя. Богиня, застывшая в танце, казалась живой. Тамазрайши с благоговением приблизилась к ней и, нараспев бормоча что-то, бросила грязные полотенца в медную маленькую жаровню. В воздухе распространилось зловоние, но лишь на мгновение, ибо комочки шелка вспыхнули и пропали.
— Ласкай меня, — приказала Тамазрайши рабыне, даже не посмотрев на нее. Взгляд княжны был прикован к черному, искаженному хищной гримасой лицу.
Рабыня, встав на колени, бесстрастно взялась за дело. Движения ее рук были заученными, но сноровистыми и вскоре вызвали трепет в теле юной княжны. Дыхание Тамазрайши становилось все глубже, затем перешло в прерывистые стенания. Кожа ее покрылась крупными каплями пота, она чуть раздвинула бедра и обхватила ими каменное колено, ибо мягкие губы рабыни не могли соперничать с его восхитительной твердостью. Упоительный миг экстаза не шел ни в какое сравнение с тем, чем после долгих покряхтываний сумел одарить ее самодовольный Судра Гюристар. Впрочем, иначе и быть не могло, ведь жертвенный акт и политическая возня — вещи весьма и весьма разных планов.
Да и Кали, при всей своей склонности к разрушению, бывает в иные дни особенно сладострастной.
Письмо Падмири к своему брату.
К возлюбленному богами радже Датинушу, правителю княжества Натха Сурьяратас.
Прими мои приветствия, брат!
Получив от тебя послание, я, признаться, несколько испугалась и какое-то время не решалась его прочесть. Ни для кого не секрет, как сложна сейчас окружающая наше княжество обстановка. В такой ситуации правителю позволительно прибегать к мерам, какие казались бы неприемлемыми в более спокойные времена. Но опасения мои оказались беспочвенными: в письме твоем, хвала небу, содержится лишь вопрос, не откажусь ли я приютить в своем доме некоего весьма образованного и умудренного жизненным опытом странника, занимающегося научными изысканиями. Ты сообщаешь также, что он уроженец одной из отдаленных западных стран и, как я поняла, не исповедует вероучение, насаждаемое нашими недругами. Еще в письме говорится, что у него нет никаких рабов, помощников или подручных, кроме единственного слуги, и что почти все его имущество заключается в коллекции редкостных драгоценных камней. Последнее, признаюсь, не является для меня особенно лестной характеристикой. Впрочем, это не важно, я согласна его принять.
Правда, я все еще ношу траур по нашим родственникам, составившим заговор против тебя и тем самым себя погубивших. Крови было пролито столько, что я почувствовала отвращение к жизни двора и приняла окончательное решение никуда из своего дома не выезжать. Впрочем, мне тут покойно. Кроме некоторых ученых людей, духовных наставников и редко наезжающих в наши края музыкантов, меня не навещает никто. Будь я помоложе, такая жизнь, возможно, и не пришлась бы мне по вкусу, но в своем нынешнем возрасте я не испытываю лишений, правда начинаю скучать.
Поэтому у меня есть надежда, что твой инородец несколько рассеет дремоту, окружающую меня, и внесет в мою жизнь нечто бодрящее. Это возможно уже потому, что он человек нездешний и не станет своим понимающе-сочувственным видом напоминать мне о горе, постигшем нашу семью. Я же со своей стороны также не намерена ни о чем ставить его в известность. Будь уверен, я не раскрою ему никаких тайн, ибо, во-первых, ничего такого не знаю, а во-вторых, воспоминания причиняют мне одни лишь страдания. К чему же их бередить?
Как только пройдут дожди, я, пожалуй, начну пристраивать к дому второе крыло, хотя места у меня и так предостаточно. Я выделю гостю шесть комнат и еще две — его компаньону, он ведь, похоже, не раб и тоже должен нуждаться в каком-то комфорте. Эти покои находятся в той части дома, которой не пользуются, их следует привести в порядок, на что уйдет какое-то время, после чего рекомендуемый тобой человек сможет вселиться ко мне.
Твое предложение ввести в мой дом дополнительную охрану, несомненно, диктуется наилучшими намерениями, но не обессудь, если я от него откажусь. Я и так преисполнена ощущения, что нахожусь в тюрьме, и новые вооруженные люди его только усилят. Мои евнухи — отличные стражи, владеющие приемами боя. Они способны единовременно справиться с дюжиной человек и, конечно, сумеют оберечь меня от посягательств двоих незнакомцев, если подобная неучтивость проявится с их стороны.
Прости за краткость ответа, но близится полдень, и я хочу отпустить твоего нарочного, чтобы к закату он был уже во дворце.
Да пребудет с тобой благосклонность богов, да продлят они твои дни, и да не ведает подвластное тебе княжество потрясений. Род наш на этой земле теперь представляем только мы с тобой и твоя дочь, и, хотя мы видимся редко, чувства мои к вам обоим по-прежнему неизменны. Я рада, что в силах тебе чем-то помочь, можешь и впредь рассчитывать на меня, не ставя, конечно, передо мной совсем уж невыполнимых задач.
Твоя сестра
ЧАСТЬ 3
Тамазрайши
Письмо купца Лорамиди Шола к Сен-Жермену.
