Она не была дурой, в этом молва преувеличивала, просто она была странной. Такое ощущение, что она до сих пор не вышла из детского возраста. И опять не так сказал, она была взрослой, всё понимала, но в ней оставалось этакое детское ожидание чуда, романтизм и ещё что-то трудноуловимое, хотя и определённый процент инфантильности присутствовал. Однако все показывали пальцами и шептались за спиной: дурочка. Меня это устраивало, тем более, что я постарался предстать в её глазах этаким романтичным влюблённым, непонятым окружающими, то есть таким же как она. А ля Байрон, чуть чуть демоничности, несчастности, непонятости (но не непонятности), благородного отвержения окружающих и всё — девочка поплыла. Надо ещё учесть то, что всё таки местный мир не обладал такими возможностями как моё время, мне оставалось подобрать из прочитанных мною книг и просмотренных фильмов, соорудить подходящую историю и втюхать её этой барышне. Если такое проходило в моём старом мире, то уж здесь прокатило на ура. Всё больше времени мы проводили вместе, выезжали на прогулки, болтали о разном. Разумеется, когда я говорю болтали, это подразумевало «я слушаю», но иногда из меня вытрясали моё мнение и приходилось тщательно следить, чтобы оно совпадало с её. Вскоре я научился отключаться, обдумывая свои дела, и машинально поддакивая.
Оставалось решить вопрос с этим проходимцем и всё. Если он не будет мешаться, то дело сделано. Разобраться с этим я попросил Мауни, который не долго думая, вызвал его на дуэль и слёг с проткнутым шпагой лёгким. Вот такой вот каламбурчик. Пришлось выкручиваться подручными средствами. В один прекрасный день муж одной особы получил неоспоримые доказательства неверности своей жены, вынужденный в неурочное время прийти за документами. Как я это сделал — не спрашивайте, сам не знаю. Знаю, что обошлось мне это очень дорого. Так вот, застав в покоях моего соперника, он, будучи человеком немолодым и к тому же очень осторожным, не вызвал его на дуэль. Как несомненно рассчитывали и его молодая жена и её сердечный друг. Вместо этого, он постарался поучаствовать в судьбе повесы, присвоив ему полковничий чин и… переведя его в строевую часть, поскольку в его полугвардейской части вакансий увы не было. И, разумеется, это чистая случайность, что именно эта часть отправилась на очередное пятилетнее дежурство на границу со свободными орочьими племенами. Дезертировать тот не мог, поскольку в этом случае его однозначно ожидал меч палача. Вступиться за него тоже никто не захотел, поскольку достать он успел всех. Кинувшись попрощаться к леди Элли, аудиенции он не получил, вот тут постарался я, а вернее мои придворные, сделавшие историю с изменой, повышением и отправкой — достоянием гласности. Вуаля, занавес! Дорога свободна и никто больше мне не мешал наслаждаться обществом моей возлюбленной.
Ранним утром меня осторожно разбудил Патрик, осторожно внушавший с безопасного расстояния:
— Ваше Высочество… Ваше высочество!
Нащупав подушку, я швырнул её в сторону ненавистного голоса, но не попал. Патрик, привычно увернувшись, продолжал гундосить:
— Ну Ваше Высочество…
Постаравшись спрятаться под другу подушку, я стал внушать себе, что я всё ещё сплю, а голос мне просто сниться. Однако поняв, что ничего таким образом не доиться. Я поднял взлохмаченную голову и тоской уставившись в пространство спросил:
— Чего тебе надобно? — «старче» я добавлять не стал, всё равно не поймёт никто шутку юмора.
Патрик явно обрадованный подскочил и обрадовано начал говорить, сверяясь со списком. По крайней мере именно так он называл невнятные каракули, заполняющие несколько листочков:
— Ваше Высочество просило разбудить в это время и подготовить расписание в соответствии с…
— Умолкни, — лениво посоветовал я. — Сначала кофе, потом всё остальное…
Ближайшие полчаса я провел в неге, ничего не делая, а только готовясь к обычному дню. Лениво наблюдая за мастером, шаркающим пилочкой с мелким абразивом по ногтям, я думал о том, что всё таки быть аристократом не так уж и плохо. И что все эти возражающие против одевания слугами попаданцы не представляют что это такое. А это целый ритуал. Вспомнив как я поначалу стеснялся я хмыкнул, вызвав тревожный взгляд со стороны местного парикмахера и маникюрщика. Тоже ведь придумали, парикмахер и маникюрщик в одном флаконе, зато брадобрей — совершенно автономная профессия. Лениво пошевелив пальцами, разрешил ему продолжать, попутно думая о процедуре одевания. Нет, разумеется, трусы на меня никто не одевал, да и пуговицы я застегивал сам, однако очень удобно всунуть руки в заранее подставленный камзол, попутно прислушиваясь к негромкому разговору придворных, которые заметив интерес своего сюзерена к какой-либо теме, начинали стараться и выдавали такие подробности, которые вряд ли бы рассказали в беседе тет-а-тет, ну а здесь, за благосклонность. За улыбку, за проявленный интерес выбалтывали всё. Правда и подбирать эту компашку пришлось достаточно долго. Я улыбнулся, вспомнив свою самоуверенность, что одарив привилегией присутствовать на моём одевании Мауни и Ханта, оказал им серьёзную услугу. Они оба не соответствовали нужному утром типажу, это было не их амплуа. Здесь нужны были совсем другие: лизоблюды, готовые подставить ближнего и насрать на нижнего. По сути, это было что-то вроде выпуска дворцовых новостей и сплетен, без которых невозможно существовать в этом гадюшнике. Прик4рыв глаза я представил себе как повешу всех, став королём, разумеется это абсурд, но помечтать то можно. Так слушая эту стаю накрашенных попугаев, я расточал милостивые улыбки, попутно одеваясь и прикидывая кого из них одарить своей милостью. Почти выбрав жертву, достойную получить из моих рук весёленькую безделушку, тянущую на пару десятков золотых и потом злорадно наблюдать, как все остальные кинутся уже искать его, а не моей милости, за его спиной строя планы как свалить неожиданного фаворита, как услышал интересную новость:
— Вчера двенадцатый герцог, имел очень серьёзный разговор со своей дочерью…
Приподняв брови и обозначив таким образом свой интерес, я добился моря информации: и что разговор вёлся на повышенных тонах, и что Алиса убежала в слезах, и что он выскочил и громко орал, чтобы та вернулась, что конечно же выдаёт в нём парвеню; что почти всю ночь у него в кабинете горел свет, хотя сотрудников он отпустил, оставив только своего старого камердинера, что наверняка означает, что он всю ночь пил, либо решал вопросы сугубо личного характера. Вывалив на меня эту помойную кучу, процентов на семьдесят состоявшей из лжи, но лжи ходящей по дворцу и поэтому ставшей правдой. Вот такой вот нонсенс.
Кинув начавшему этот разговор серебряный браслет гномской работы, грубоватый, но старинный и как следствие этого, дорогой, я мог быть уверен, что все остальные землю рыть будут, чтобы нарыть побольше информации, заслужить моё одобрение, и вышел из комнаты.
Браслета было жалко, я так и не привык со спокойной совестью дарить вещи, на которые в прошлой жизни смог бы прожить не меньше чем пару месяцев, а то и полгода, но положение обязывало.
— Ну что ж, — тяжело вздохнул я, — издержки профессии. Когда я стану королём, а после помру, — тут я суеверно три раза сплюнул в через левое плечо и постучал по голове вместо дерева, — потомки присвоят мне прозвище Скупой или Жмот.
И направился в библиотеку.
Я сидел в библиотеке, тщательно вычитывая деяния своих усопших предков и, кстати, я вычислил, когда тихой сапой поменялась династия. Впрочем и вычислять было нечего, стоило только внимательно прочитать несколько мемуаров, в которых восславляли тогдашнее Величество, близкие ему люди. Вот так даже из славословий можно найти правду. А так — две тысячи лет сумасшедших, убийц, сластолюбцев, палачей и тиранов. Библиотека, это немногое, что мне нравилось здесь. Попав сюда первый раз я офигел и стал постоянным посетителем. Местный библиотекарь, мужчина лет сорока, поначалу относился ко мне немного насторожено, но убедившись, что я не рву книги, не пачкаю их, а просто читаю — успокоился и даже начал относиться ко мне с некоторым уважением. Вот и сейчас, спросив, ненужно ли мне ещё чего, он притушил лишние светильники и затерялся в глубинах библиотеки. Я же остался пролистывать хроники королевства. Мне было очень интересно то время, в которое я попал, а точнее то время, из которого я исчез. Может кто-нибудь и скажет, мол я бессердечная скотина, совсем забыл о девочке, бросил её на
