— Как иноземец? — полуутвердительно спросила она, надеясь, что все сейчас станет понятно.
— Нет, не совсем, — сказал он. — Я всем чужой не только в России, но и в любой точке света. Люди одной со мной крови изгои везде.
Краткий смешок, вырвавшийся у нее, был столь же язвительным, сколь и внезапным. Она, устыдившись, прижала ладони ко рту.
— Ксения, Ксения, — произнес Ракоци с грустью. — Неужели же ты никогда не доверишься мне?
— Я бы и рада, — ответила она с напряжением, — да мне никак не заставить себя.
Ракоци понял, что в ней всколыхнулись нелегкие воспоминания.
— Ксения, я никогда не причиню вам страданий, — заверил со всей возможной мягкостью он.
Она раздраженным движением взбила влажные волосы.
— Вы не можете мне это обещать.
— Могу, — сказал Ракоци. — Я ведь бесплоден.
Ксения резко поворотилась.
— Вы что же — скопец?
Три, даже еще две тысячи лет назад подобный вопрос его бы разгневал, теперь же он рассмеялся.
— Нет, дело вовсе не в том.
— Вы были ранены? — В ней вспыхнуло любопытство.
— Можно сказать и так, — кивнул он. Смерть, вызванная потерей всех внутренностей, и впрямь в его случае могла считаться всего лишь ранением. — Это случилось давно.
— Когда вы были ребенком? — Ужас, прозвучавший в голосе Ксении, относился и к ее загубленной юности — и Ракоци это понял.
— Когда я был гораздо моложе, — сказал тихо он.
С уст ее был готов сорваться новый вопрос, но тут в дверь постучали. Роджер почтительно сообщил, что вода нагрелась и перелита в большую купальню.
Темнота, сгустившаяся в спальне, не препятствовала передвижениям Ракоци. Он уверенно подошел к высокому шкафу и выдернул из него шерстяную накидку.
— Набросьте ее на себя, — посоветовал он, — так вам будет удобнее дойти до парной.
Она завернулась в плотную ткань и, близоруко щурясь, попыталась поймать его взгляд.
— Мои служанки вернутся не скоро.
— Тогда я помогу вам искупаться, — сказал Ракоци и, не дожидаясь ответа открыл перед ней дверь, за которой ждал Роджер с подслеповато моргавшим масляным фонарем. — А ваши горничные смогут спокойно поужинать, прежде тем подняться наверх. Роджер, эту одежду, — он указал на мокрую скатку, лежавшую на полу, — следует незамедлительно отнести к прачкам.
— Нет! — воскликнула Ксения с отвращением. — Нет. Я хочу, чтобы все это выбросили. Или сожгли.
Роджер вопросительно глянул на господина.
— Разумеется, — кивнул тот. — Избавься от этого одеяния, а главное, проследи, чтобы оно не попало к кому-то из челяди. — Он покосился на Ксению. — Я правильно понял вас?
Она раздраженно кивнула.
— Конечно, — и тут же потупилась: — Простите меня. А вам Роджер, я заранее благодарна.
Тот поклонился.
— Я все сделаю, госпожа. — Он передал масляную лампу Ракоци, потом подобрал с пола сверток и неторопливо убрел в темноту.
Ракоци жестом предложил Ксении следовать за собой и вдруг заметил, что та все еще топчется в спальне.
— Вас что-нибудь беспокоит? — спросил быстро он.
В его тоне не было и следа раздражения, но Ксения нервно сморгнула — так, словно получила незаслуженный нагоняй.
— Слуги будут удивлены, что вы идете со мной, они станут шептаться, — сказала она жалобным тоном. — Мужьям не пристало ходить с женами в баню, по крайней мере у нас.
— Они пошепчутся и решат, что это еще одна моя странность, — беззаботно откликнулся Ракоци. — Смелей, моя Ксения. Я вас в обиду не дам.
В неровном свете масляной лампы ей удалось разглядеть, что он улыбается, и она робко улыбнулась сама.
— У вас, должно быть, много привычек, которые кажутся странными слугам.
— Несомненно, — с самодовольным видом подтвердил Ракоци, помогая ей спуститься по лестнице. В прихожей он отпустил руку Ксении и зашагал по извилистым переходам в дальнее крыло здания, не обращая внимания на изумленные взгляды встречавшихся им челядинцев.
Над деревянной кадкой, служившей купальней, витал легкий запах смолы; ноздреватое мыло, лежащее на приступке, благоухало сандалом.
— Дайте-ка мне свои вещи, — сказал Ракоци, притворив тяжелую дверь.
Но Ксению вновь охватили сомнения.
— Вы не должны смотреть на меня, — объявила она.
Ракоци аккуратно повесил лампу на крюк, вкрученный в низенький потолок. — Но почему, Ксения? Вы так красивы.
Она залилась краской и затрясла головой.
— Нет, я слишком худа — так все говорят.
— Возможно, но мои глаза твердят мне обратное, — возразил ласково Ракоци. — Ксения, я готов во всем с вами согласиться, однако лгать вам никак не намерен. На мой взгляд, вы просто красавица, и это действительно так.
— Я не хочу, чтобы вы смотрели, — раздраженно сказала она, чувствуя, как внутри шевельнулся страх.
— Ладно, — кивнул Ракоци, отворачиваясь и протягивая к ней руку. — Давайте ваши одежки. Видите, я стою к вам спиной.
Недоверчиво косясь на него, Ксения быстро разоблачилась и пошла к лесенке, приставленной к кадке.
— Не смотрите, — вновь повторила она, вскарабкиваясь наверх и переваливаясь через бортик купальни, вода в которой тяжко плеснулась и окропила пол ливнем брызг.
Ракоци повесил накидку с рубашкой на вбитые в стену деревянные клинья, затем вынул из шкафа сухую простынку и заботливо разложил ее на широкой скамье.
— Как вода? Горяча ли? — поинтересовался буднично он. — Если нет, я схожу за добавкой.
— Не надо! — испуганно вскрикнула Ксения, — Мне хорошо и так. — Ей и впрямь сделалась хорошо. Горячая вода обнимала ее, призывая расслабиться и позабыть обо всех неприятностях дня.
— Если захочешь чего-то, скажи. — Ракоци встал возле кадки.
— Захочу? — Она рассмеялась, отдаваясь дремотному ощущению, переносящему ее в другой мир. — Чего я хотела бы, так это стать невидимкой.
— Невидимкой? — переспросил с удивлением он.
Его не услышали.
— Вот было бы славно: исчезнуть для всех, раствориться и начать новую, чистую жизнь. Но вы не способны сделать такое, не так ли? Хотя вы большой кудесник, алхимик и непонятно кто там еще. — Ксения, как расшалившаяся девчонка, сладостно извернулась и легла на спину, опираясь затылком на истертую, погруженную в воду ступень.
— Может, и нет, — согласился с ней Ракоци, пытаясь подавить шевельнувшийся в нем голод. — Но помочь вам утешиться я бы, наверное, смог.
— Утешиться? — повторила она, сонно играя со своими длинными, прихотливо вьющимися в воде волосами.
Ракоци отозвался не сразу.
— Утешиться, да.
