— Никоим образом, — ответствовал Анастасий, подходя к своим иноземным гостям. — Присаживайтесь, отец Ковновский, так вам будет свободнее. — Он указал на ближайшее кресло, и отец Ковновский послушно сел. — Разумеется, у нас есть о чем побеседовать. Конечно, приватно, но все-таки не без надежды на пользу. Вам ведь известно, что Русская православная церковь ныне сама в себе словно бы не вольна. Патриарх Иерусалима назначает наших митрополитов и делает это, не обращая внимания на пожелания нашего государя и совета бояр. Это постыдно, ибо никому не известные, но преданные патриарху священники вдруг возвышаются и получают власть над теми, кто остается верным отечеству и сознает его нужды. — Он истово перекрестился. — Вы ведь не только священнослужители, но и поляки — вы должны понимать, что править из-за моря нельзя. Но у нас так выходит, и это ослабляет страну, которая на сей день является настоящим оплотом православного мира. Кроме того, я думаю, что и вас тревожит вопрос, какое будущее уготовано всему христианству в целом. — Он огладил ладонью бороду. — Я лично не хочу, чтобы на наши иконы легла тень зеленых знамен Магомета.
— Всех нас печалит опасность, какую являют собой турки, — осторожно высказался отец Погнер. — Это одна из причин нашего пребывания здесь. Христианским странам не следует свариться между собой, когда на них зарятся нечестивцы.
— Да. Именно так, — согласился с ним Анастасий. — Ваша проницательность не имеет границ. — Он потупил взор. — Но многие из нас словно ослепли, считая, что раз мы разбили монголов, то и магометане не осмелятся выступить против нас.
Отец Ковновский неловко поерзал в кресле и, взглянув на отца Погнера, произнес:
— Еще среди бояр говорят, что туркам не нужны ваши непроходимые леса и бесконечные зимы. Как можно убедить их в обратном?
— Сказав, что война уже начата. Ибо турки захватили Константинополь, вынудив патриарха бежать в Иерусалим, со всех сторон окруженный войсками ислама. — Анастасий стукнул кулаком по ладони. — Это прямой удар в сердце всего православия, вот почему я и утверждаю, что Русь, смотрящая в рот Иерусалиму, в скором времени превратит нас в турецких рабов!
Отца Погнера так поразил этот довод, что во взгляде его промелькнуло невольное уважение.
— От такого удара можно и не оправиться, — заметил он словно бы вскользь, но на деле недвусмысленно намекая, что в такой ситуации у россиян нет иного пути, чем поголовное обращение в католичество.
. — Да, это именно так, — кивнул Анастасий, глазами показывая, что прекрасно все понял. — Вы могли бы послужить нам оплотом против врагов и тем самым спасти нас. — Он вскинул руку, призывая иезуитов к молчанию, ибо заслышал приближение слуг. — Прибыло угощение, достойные пастыри. Прошу отведать его, ибо оно предлагается вам с добрым сердцем и с немалой надеждой на ваш аппетит.
Слуги вдвоем втащили в гостиную огромный поднос, загруженный разнообразными кулебяками, тушеной телятиной, жареной дичью, а также всяческими сластями и золотыми чашами, где в вишневой наливке плавали ломтики дыни.
— Князь наш просит вас не гневаться на него за столь скромную снедь, — объявили в один голос они.
— Какое роскошество! — воскликнул отец Ковновский и вновь покосился на отца Погнера, проверяя, то ли он говорит. — Ваше гостеприимство воистину безгранично.
Анастасий слегка поклонился и обратился к слугам:
— Принесите гостям чистые ложки и вилки. Для них непривычно носить их с собой, а иноземный обычай не позволяет им трапезничать с помощью рук.
Те вновь вытаращили глаза, но со всех ног бросились исполнять повеление.
— Все это выглядит весьма соблазнительно, — отметил отец Погнер, кривя уголки губ. — Господь возблагодарит вас за щедрость.
— Аминь, — заключил Анастасий, перекрестившись, и двинулся к печке, чтобы проверить, хорошо ли она горит, а заодно дать возможность иезуитам посовещаться. Он обладал тонким слухом и знал, что услышит, о чем они говорят.
— Надо бы сообщить королю Стефану об открывающихся возможностях, — неуверенно пробормотал отец Ковновский, — но сейчас ведь зима. Полагаю, нам следует все осмотрительно взвесить и решить, как бы он поступил на…
— Мы не можем решать за короля Стефана, — с привычной суровостью прервал его отец Погнер. — Но мы должны выслушать этого человека. Он родовит, мыслит здраво и, вероятно, найдет для нас способ получить доступ к царю или к Годунову в обход изменника-венгра.
— Ему будет мало одних благодарностей, — предостерег с дрожью в голосе отец Ковновский. — Поддержав его, мы можем поставить нашу репутацию под угрозу.
— Она и так уже под угрозой, и все из-за действий того же Ракоци, — вспыхнул отец Погнер. — Он позорит всю нашу миссию своим поведением, и я не желаю долее терпеть его произвол.
Тут возвратились слуги — с ложками, с вилками. Вручив их иезуитам, они поклонились в пояс и торопливо ушли.
Улыбающийся Анастасий неспешно вернулся к гостям. Он понял, что рыбка заглатывает наживку. Еще немного усилий — и это знакомство обратится в союз, достаточно мощный, чтобы крепко тряхнуть вконец обнаглевшего братца. А свалив Василия, нетрудно дотянуться и до Годунова. Столь блестящие перспективы пьянили его без вина.
— Поскольку вам неугоден Ракоци, — заявил он, дерзко поигрывая глазами, — быть может, вы пожелаете вступить в сотрудничество со мной?
— Что? — вскинулся отец Погнер, сразу сообразивший, что боярин все слышал.
Синие глаза Анастасия безмятежно сияли.
— Да, собственно, ничего. Просто мне подумалось, любезные пастыри, что у нас с вами общие цели и что, объединившись, мы можем достигнуть гораздо больших успехов, чем порознь.
Отец Погнер поджал губы.
— Возможно, в ваших словах есть резон, — признал он после длительного молчания.
— То, что успешно послужит интересам нашей Церкви и нашего короля, не может не обернуться благом для вас, — пробормотал отец Ковновский и, взмокнув от напряжения, вдруг задумался, имеется ли в его словах хоть какой-нибудь смысл.
— Безусловно не может, — с легкой долей иронии подтвердил Анастасий, принимаясь за кулебяку.
Отрывок из донесения капитана английского судна «Эксетер» сэру Джерому Горсею.
«…Через трое суток мы покидаем Новые Холмогоры и отправляемся в Лондон с полным грузом мехов, янтаря, пеньки, китового жира и шелка. Мы пополнили свои съестные запасы, закупив в том числе тридцать живых гусей и двух свиней, которых забьем уж в море.
В команде насчитывается тридцать один человек, включая двух коков. Все члены экипажа признаны годными для перехода, всем им объявлено о хорошей прибавке к жалованью, если судно придет в порт прибытия досрочно и без потерь. Матросы у нас сплошь англичане, кроме троих наемников. Это два норвежца, мастерски штопающие паруса, и один датчанин — цирюльник.
Пока мы готовили „Эксетер“ к обратному переходу, в местную гавань вошло немецкое судно — с намерением там и зазимовать. Я побеседовал с капитаном Хенгелем, возбудившим во мне дурные предчувствия. Он, правда, был очень сердечен, но, как мне стало известно, его люди за моей спиной принялись деятельно собирать любые сведения о нас, вплоть до названия фирмы, в которой мы застрахованы, и суммы страховки. Опасаюсь, что этот пройдоха намеревается перевербовать всех наших поставщиков, посулив им большие барыши, и потому прошу вас в этой связи что-нибудь предпринять.
Я планирую возвратиться в Белое море в мае или в июне — в зависимости от погоды — с полным грузом добротных английских товаров. До тех пор производить у русских закупки будет экипаж „Катрин Монморанси“. Это судно окружат плотами из рубленых бревен — такова русская практика защиты кораблей от сокрушительного давления льдов. Я поручил капитану Персивалю присматривать за капитаном Хенгелем. Если тот хоть в малой степени попытается подорвать нашу торговлю, Генри ему воспротивится и начнет
