Он снова заколебался, но осознал, что как-то приглаживать происшедшее глупо.
— Она хочет, чтобы мы сблизились с ней. Заявляет, что приворожила меня и что я теперь в ее власти.
Ранегунда молчала какое-то время, потом очень ровно произнесла:
— И когда же она соизволила сообщить вам об этом?
— Четверть часа назад. Как я понимаю, она уже давно мечтает о кавалере, способном помочь ей отсюда сбежать. А на меня выбор пал лишь потому, что я иноземец, не обязанный, по ее мнению, считаться с законами вашей страны.
— И вы с ней согласились? — спокойно поинтересовалась Ранегунда.
— Я вел себя с ней корректнее епископа. — Сент-Герман помолчал. — Но она пришла в ярость. Эта женщина не терпит, когда ей не повинуются.
— Что небезызвестно Беренгару, маргерефе Элриху, да и моему брату, — холодно отозвалась Ранегунда. — Теперь, значит, невестка, решила взяться за вас. — В серых глазах ее блеснул лед. — Обычно она добивается того, чего хочет.
— Не в моем случае, — уронил Сент-Герман, задетый ее недоверием и отчужденностью тона.
Ранегунда медленно покачала головой.
— Пентакоста своего добьется. Она еще не принималась за дело всерьез. А когда примется, непременно вас скрутит.
— Я не настолько податлив.
— Она красива, а вас, как вы сами мне говорили, весьма влечет женская красота.
— Я говорил, что она лишь прелестна, — уточнил Сент-Герман. — Что с вами, Ранегунда? Если бы, предположим, меня к ней влекло, зачем бы я стал рассказывать вам о ее притязаниях?
— Чтобы обвести меня вокруг пальца. Чтобы я думала, будто между нами все хорошо, а у вас были бы развязаны руки.
— Нет, — сказал он. — Это все бред. Я пришел к вам, чтобы предупредить об опасности. А еще… за советом.
— Зачем вам вдруг понадобились мои советы? Вы сильный человек, вы умны, очень умны. И вас ничто тут не держит. Ничуть. — Она повертела рукой в воздухе, показывая, насколько он, по ее мнению, независим. — У вас с появлением печи скопилось столько золота, что вы можете выкупить себя дважды. И уехать с почетом. А я не посмею даже пикнуть.
Он подошел к ней и заглянул в поголубевшие от обиды глаза.
— Что мне сделать, чтобы вы поверили мне?
Она стояла, притиснув костяшки пальцев к столешнице, руки ее дрожали.
— Не знаю.
— И я не знаю.
Он стоял, глядя на нее бездонными, словно ночное небо, глазами.
Она облизнула пересохшие губы.
— Ладно. Давайте поговорим. Вы, кажется, упомянули о какой-то опасности. Что это за опасность? И в чем вы усматриваете ее?
Сент-Герман отступил от стола.
— Видите ли, герефа, Пентакоста вовсе не представляется безобидным созданием, рожденным, чтобы срывать цветы удовольствий, хотя она очень старается казаться именно таковой. Отвергнутая и разозленная, она вполне может захотеть свести счеты и… — Он запнулся. — И не только со мной. — Он опять помолчал и прибавил: — Думаю даже, в первую очередь не со мной.
— Вздор, — отрезала Ранегунда. — Я тут герефа. И даже такая сумасбродка, как Пентакоста, не посмеет…
— Очень даже посмеет, — перебил ее Сент-Герман. — Она сейчас в ярости, а в вас видит соперницу и непременно попытается вас устранить. Вы сами сказали, что она очень самолюбива и, добиваясь чего-то, может решиться на все.
— Да? — Ранегунда задумалась, потом пожала плечами: — Ну хорошо, допустим. И что же, по- вашему, я должна в этой связи предпринять?
— Для начала велите какой-нибудь женщине ночевать в ваших покоях.
Ранегунда вздохнула.
— А чем же я объясню свою блажь?
— Герефа не обязана никому ничего объяснять, — сказал Сент-Герман. — Все ее действия направлены на усиление обороноспособности крепости, и в данном случае это действительно так.
Она усмехнулась.
— Пентакоста совсем взбеленится.
— Пусть, — уронил Сент-Герман. — Она знает, где ход, а вы — нет.
— Да. — Ранегунда опять помрачнела и машинально перекрестилась: — Христос Милосердный, защити и помилуй меня.
— Ему будет много легче выполнить вашу просьбу, — заметил с деланным простодушием Сент- Герман, — если за вами везде будет следовать вооруженный воин с мечом.
Ранегунда, не выдержав, засмеялась.
— Не удивительно, что брат Эрхбог вам не доверяет. Он бы призвал на вашу голову молнии за такие слова. Монах хочет, чтобы вы поскорее убрались отсюда.
— Несомненно, — кивнул Сент-Герман.
— Но я придерживаюсь иной точки зрения. — Ранегунда откинула голову. Ее брови сошлись к переносице. — Скажите, вы и вправду уверены, что вас не влечет к ней?
— Не более чем к бликам солнца на поверхности моря.
Она удовлетворенно кивнула, но тень сомнения все-таки затаилась в глубине глаз.
Официальное послание Пранца Балдуина из Гослара к герцогу Полу в Лютич, врученное последнему вооруженными нарочными через двадцать четыре дня после отправки.
«Досточтимый сосед! Я очень надеюсь, что, ознакомившись с этим письмом, вы не склонитесь к опрометчивым действиям, а прибегнете к здравомыслию, дабы не усугубить досадную ситуацию и не поселить между нами обоими недостойный раздор.
Несомненно, вам известно, что у меня есть сын по имени Беренгар. Он еще молод, но воплощает в себе все надежды и чаяния нашего рода, а посему вы не можете не понять, сколь глубоко я расстроен его нынешним поведением и образом жизни, к чему его подвигает — увы! — ваша замужняя дочь. Вот уже более года, как она владеет всеми его помыслами. Он одурманен ею настолько, что уехал в Саксонию, чтобы жить рядом с ней. С тех самых пор как он обретается там, наши монахи ежедневно молят Господа о возвращении ему разума.
Нам известно, что у вас есть и другие дочери, которые теперь не в вашей воле. Но та, о какой мы говорим, ныне обязана повиноваться вам, ибо муж оставил ее, уйдя в монастырь. Настоятельно прошу вас повелеть ей освободить моего сына от своих чар, дабы он снова вернулся под сень отчего дома, вспомнив о своих обязательствах перед ним. Для меня было бы весьма огорчительным выступить против вас, однако, если возникнет необходимость, я не замешкаюсь и с покаянным, но легким сердцем выплачу за смерть вашей дочери полагающуюся пеню. Если желаете сохранить ей жизнь, сделайте обольстительнице родительское внушение, иначе она будет мертва уже в этом году.
Поймите, у меня нет ни малейшего желания вступать с вами в войну или в длительную вражду. Мое послание продиктовано искренним стремлением всего-этого избежать. Как только сын вернется, я незамедлительно изгоню из души недоверие к вам и сделаюсь вашим самым искренним другом. Но если вы решитесь бездействовать и не обратитесь к своей дочери с отеческим увещеванием, я подошлю к ней тех, кто на действие скор.
Вы ведь знаете, сколь ревностно слуги Христовы искореняют ересь и колдовство, а то, что сын мой угодил в сети волшбы, и для меня, и для них несомненно. Вашему дому придется иметь дело не только со мной, но и с борцами за чистоту нашей веры. Задумайтесь, нужно ли вам платить столь дорогую цену за
