Домой уходили все вместе — Потапова, Ельнева и Дарья.
Вера Павловна пригласила всех пить чай, но Дарья решительно отказалась. Наталья Федоровна согласилась зайти на минуту. Семья Ельневых ей понравилась, хотя Олимпиада Клавдиевна, узнав, чем занималась сегодня Вера Павловна, не переставала ворчать.
— Зачем ты берешься за грязную работу? Это вовсе не твое дело. Для этого имеются специальные люди, — строго выговаривала она племяннице. — Посмотри, во что превратилась юбка. Ужас!
— Но ведь дома я делаю эту же работу, и ты мне не мешаешь, — защищалась Вера Павловна.
— Дом есть дом. — Олимпиада Клавдиевна считала, что такого рода замечание не нуждается в пояснениях. — Подумай, ты сама уравняла себя с уборщицей! Нет, люди интеллигентного труда не должны так опускаться...
— Все приходится делать при некоторых обстоятельствах, — примирительно заметила Наталья Федоровна. — Поставьте себя на наше место, и вы...
— Я?.. А, пожалуй, вы правы, — сказала Олимпиада Клавдиевна и рассмеялась.
Даша зазвала сестру и Наталью Федоровну к себе в комнату и призналась, что она целый день мастерила по имеющейся выкройке чепчики для приютских детишек.
— Хороши, не правда ли? — и она высыпала на кровать ворох разноцветных чепчиков.
— Да. Только эти годны для грудных детей. А в приюте подростки, — сказала Наталья Федоровна.
Лицо у Даши вытянулось. Обе женщины расхохотались.
— Нет, не смейтесь! Нехорошо над этим смеяться, — крикнула Даша, вся зардевшись, и убежала на кухню.
Накануне со сборным поездом прибыло три вагона зерна из Завитой. Захарова о прибытии груза известили поздно; лишь к ночи он сумел собрать артель грузчиков. Вагоны поставили в тупичок довольно далеко от склада.
Прохор Денисович Игнатов побежал к дежурному по станции. Вернулся ни с чем: машинист маневрового паровоза в этот час мирно почивал у себя дома. Взять из депо другой паровоз дежурный не пожелал, ссылаясь на какую-то инструкцию. «Ждите утра», — флегматично посоветовал он.
— Ну что, ребята? В конторку — к артельщику? — спросил Игнатов, израсходовав весь запас ругательных слов в разговоре с дежурным по станции.
Грузчики недовольно зашумели.
— Давайте разгружать. Лишние сто сажен — не велика дорога, — сказал Савчук.
С вагонов сорвали пломбы. Прохор Денисович первым взвалил на плечи тяжелый мешок и, стараясь ступать по шпалам, зашагал в темноту. Иван Павлович двинулся за ним.
Проделав два-три раза путь до склада, Савчук почувствовал, что эта лишняя сотня сажен как следует отзовется на пояснице.
Возле вагонов во тьме — огоньки цигарок.
— Что, уже перекур? Приморились? — насмешливо спросил Савчук, подходя к сгрудившимся в кучку грузчикам.
— Погоди, Иван Павлович. Вот товарищ, что предлагает, послушай, — сказал Игнатов.
Грузчики расступились, и Савчук оказался лицом к лицу с невысоким железнодорожником.
— Здравствуйте! — сказал тот, поднимая фонарь и всматриваясь в лицо Савчука. — Я сейчас вагоны расцеплю... по одному на руках подкатите их поближе к складу.
Поставив фонарь, он нырнул под вагон, повозился немного в темноте и вылез обратно на бровку. Сказал деловито:
— Готово. Навались, ребята! — и сам плечом уперся в ребро вагона.
Общими усилиями вагон стронули с места, и он тяжело покатился по ржавым, засыпанным снегом рельсам.
Работа теперь пошла веселее.
Когда у склада появился Захаров с десятком ломовых подвод, небо над железнодорожными казармами начало светлеть.
Последние кули сгружали прямо в сани.
— Пошла амурская пшеничка. Ах, хороша, — довольно гудел Захаров, помогая укладывать тугие мешки. — Завтра, должно быть, поступит зерно из Бочкарево. Подойдут вагоны с КВЖД. Ничего, выкрутимся... будет что жевать, — продолжал он, ссужая грузчиков табаком из своего кисета. — Поеду сейчас на мельницу, Иван Павлович.
Грузчики молча и жадно курили, провожая взглядом подводы. Кладовщик уже закрывал склад на замок.
— Поди к вагонам, закрой двери. Наметет еще снегу, — сказал Игнатов, обращаясь к молодому пареньку в ватнике. Тот щурясь поглядел на поднявшееся чуть повыше забора солнце и недовольно возразил:
— И пусть, нам-то что.
— Беги, да пойдем по домам. Сегодня среда — значит, у нас военные занятия, — напомнил Игнатов. Паренек вскочил и побежал к вагонам.
Игнатов жил недалеко от товарного депо. Он снимал комнату в доме знакомого железнодорожника.
— Ты не был у меня, Иван Павлович? Пошли, чаю попьем, — предложил он Савчуку, когда они поравнялись с калиткой.
Квартирка у Прохора Денисовича маленькая — одна комнатушка и кухня, зато с отдельным входом. В комнате полутемно, потолки низкие, окна крохотные, тусклые, выходили они не на улицу, а в глухую кирпичную стену соседнего дома. Солнце лишь ненадолго заглядывало сюда.
— Живу, как король. Сарайчик свой имеется. Держу кур пяток и кабанчика. В нашем хозяйстве это подспорье. Вот с кормами плохо теперь, — рассказывал Прохор Денисович, поливая из кружки на руки Савчуку. — Детишек, как видишь, четверо. Жена болеет. Давно уже. Как ты чувствуешь себя сегодня, Маша? — спросил он, и нотки ласковой нежности зазвучали в его грубоватом, немного простуженном голосе.
— С вечера знобило. А кашель унялся, так поспала, — тихо сказала женщина, лежавшая под одеялом.
Савчук не сразу заметил ее. Потом он увидел изможденное, худое, но все еще прекрасное лицо с яркими большими глазами.
— Дуняшка дров принесла, печь растопила. Старшая дочь у меня — помо-ощница, — продолжала она, посмотрев с печальной улыбкой на Савчука. — Проша, ты подай человеку полотенце.
За окнами пронзительно свистел маневровый паровоз, слышались сигналы рожков, лязгало и грохотало железо.
— Беспокойно у нас. Да мы привыкли, — сказала женщина, угадав мысли Савчука.
Худенькая девочка лет двенадцати деловито хлопотала возле стола. Достала с полки эмалированные кружки, две вилки, нож. Принесла тарелку с куском заветревшего с боков сала и краюху ржаного хлеба.
Прохор Денисович резал сало тонкими ломтями, накладывал его на куски хлеба и потчевал детишек.
Высокий, широкоплечий, с шапкой курчавых каштановых волос и курчавой, аккуратно подстриженной бородкой, с голубыми смеющимися глазами и вечной добродушной улыбкой — он был олицетворением силы и красоты.
Савчук познакомился с Прохором Денисовичем вскоре после того, как принял батальон. Он искал людей, умеющих обращаться с пулеметом, и ему указали на этого голубоглазого богатыря. Выяснилось, что Игнатов бывалый солдат; пулеметчиком он стал еще в русско-японскую войну. На все вопросы Савчука он отвечал обдуманно и точно.
«За первого номера ходил? Значит, будешь начальником пулеметной команды, — заключил Савчук. —
