помочь. Дама ткнула сарделькообразным пальцем в кофту с красными цветами по черному полю:
— Дайте мне примерить вот такую, сорок шестого размера!
Люда покосилась на покупательницу. Мамочки мои, какой сорок шестой? Ей пятьдесят четвертый нужен — минимум! Если эта бегемотиха попытается влезть в сорок шестой — порвет вещь, а стоимость товара Люде придется компенсировать из своего кармана. Кофта с красными цветами стоила восемьсот рублей.
Выручила Арина. Подошла и молчком подсунула толстой даме кофту 52-го размера вместо 46-го. Кофта оказалась маловата, а услышав про цену, дама и вовсе разгневалась: за что такие деньги? Этой кофте красная цена — триста! Грабеж среди бела дня тут у вас на рынке!
Дама повернулась уходить, но решила, видать, сделать напоследок «контрольный выстрел». Из необъятной сумки она вытащила некий кружевной балахон и сунула Люде в лицо:
— Между прочим, я уже приобрела кофточку! Но вы, девушка, должны были сделать все, чтобы я ее возвратила и купила кофточку у вас!
Арина подмигнула Люде и, когда скандальная тетка отвернулась, крутанула пальцем у виска — сумасшедшая, мол, не обращай внимания.
— Я к вам еще зайду! — пообещала дама.
Люда с улыбкой кивнула, заверила, что будет счастлива видеть тетку снова, и перекрестилась, когда ее необъятные телеса скрылись наконец за углом.
Сумасшедших, скандалистов, а иногда и откровенно непорядочных покупателей она навидалась предостаточно.
Некоторые были, так сказать, постоянными клиентами, продавцы знали их в лицо и старались по возможности сразу отогнать от прилавка. Кого-то отогнать удавалось, кого-то — нет. Была одна дама, настоящее стихийное бедствие. Весь рынок от нее стонал, но поделать с покупательницей ничего не могли.
Дама регулярно покупала вещи на один выход, а потом приносила сдавать обратно. Якобы вещь не понравилась. От юбок, платьев и свитеров на километр разило стиральным порошком, видно было, что их надевали и стирали, но скандалить с этой покупательницей было себе дороже, и продавцы покорно принимали вещи обратно. Ничего ведь не докажешь. Бирки на месте, вещь не испорчена, по закону человек имеет право сдать покупку обратно… Попробуй не верни ей деньги. Тем более что дама, чуть что, грозилась нажаловаться в компетентные органы.
Так и говорила: «Напущу на вас компетентные органы». А какие уж тут компетентные органы, с их-то липовыми регистрациями и разрешениями на работу… На рынке половина продавцов, заслышав о приближении милицейского рейда или проверяющих из налоговой, в пожарном порядке запирали боксы, прятали товар и сидели тихо, как мыши, ожидая отбоя тревоги.
Впрочем, Люда была довольна. Тамаркин жених не наврал. Деньги она зарабатывала неплохие. Твердой зарплаты у Люды не было, она получала шесть процентов от выручки, но при хороших продажах деньги выходили и впрямь приличные, особенно — по козицким меркам. А уж когда ей с шести процент подняли до восьми — и вообще пошла не жизнь, а полный шоколад с мармеладом. Восемь процентов был максимум, по рыночным меркам. Продавцы обуви и сумок получали вообще четыре процента. Хотя, конечно, у них и товар дороже. С одной сумки можно заработать сто пятьдесят рублей.
Лучше всех зарабатывали те, кто торговал шубами и кожаными куртками. За каждую проданную вещь продавцу полагалось двадцать долларов. В сезон они зашибали по сотне в день. Правда, была у торговли шубами и оборотная сторона. Если зазеваешься, дорогую шубу или куртку могут спереть прямо с манекена или во время примерки. Тогда придется за украденный товар платить из своего заработка. В итоге следующий месяц, а то и два будешь работать забесплатно. В общем, Люда была даже рада, что торгует не шубами, а свитерами и кофтами.
Торговля шла волнами. Бывали дни, когда Люде не удавалось ни разу присесть, на примерку стояла очередь, и к вечеру она с ног валилась от усталости. Зато и наторговывала рублей на пятьсот. Бывали совсем мертвые дни, а то и недели — когда не удавалось продать вообще ничего, и Люда уходила в жесткий минус.
Торговцы на удачу носили кто китайские монетки фэн-шуй под подкладкой или в кошельке, кто молитву в ладанке на шее. Арина полагала вернейшим средством от кризиса окропить прилавок святой водой. Иногда это и в самом деле помогало.
Люда несколько раз тоже кропила бокс святой водой.
За год работы на рынке она пообтерлась, со всеми перезнакомилась, научилась отличать настоящих покупателей от праздношатающихся зевак, ненавязчиво рекламировать свой товар и загодя отгонять бомжа Кузю, который, как рыба-падальщик за стаей акул, следовал за разносчицей горячих обедов, татаркой Зулейкой. Зулейка ходила между рядами, разносила горячий чай-кофе, пирожки, пюре с сосисками. Кузя шел за ней. Дождавшись, когда кто-то из продавщиц купит тарелку пюре, Кузя пристраивался рядом и, улучив момент, совал свой чернющий, никогда не мытый палец прямо в тарелку: «Доча, а доча! Ты это есть будешь?!»
Само собой после Кузиного пальца никто пюре есть не хотел, и довольный мошенник удалялся с добычей. Несколько раз мужики его поколачивали, но Кузя продолжал промышлять, и в конце концов все поняли, что легче присматривать за своим обедом, чем пытаться выжить бомжа с облюбованного места.
Люда подружилась со старушкой, которую каждое утро сын привозил на машине к рынку просить милостыню. Целый день бабка, стоя в драном ватнике, побиралась, а вечером сын увозил ее домой.
Сосед справа, грузин Жорик, пытался за Людой ухаживать, угощал чурчхелой, которую ему возили из дому, иногда предлагал водки выпить, но Люда отказывалась. Жорик виртуозно врал покупателям, но делал это так убедительно и обаятельно, что ему верили. Он торговал шубами.
— Молодой человек, из какого меха эта шуба? — спрашивала, бывало, покупательница.
— Это, жэнчина, мутон! — отвечал Жорик.
— А что за зверь такой — мутон?
— Вай! — говорил Жорик. — Мутон — такой дикий, как крис, только большой. У нас в горах водится, очень редкий, трудно поймать, он в норе живет. Ловят его с кошками.
Как правило, шубу из загадочного крыса-мутона покупательница брала.
Дела у Люды шли совсем неплохо. Каждый месяц она отправляла матери с Лидкой по семь-восемь тысяч рублей и была вполне довольна жизнью. Только спать все время хотелось, а так — ничего.
Мать писала, что на Людины деньги обустроила парник и купила два десятка цыплят, что Лидка научилась ходить и любит дергать кошку Маньку за хвост, отчего та орет дурным голосом. Что соседка дает им молоко бесплатно, а мама за это дает ей яйца. Однажды мать прислала Лидкину фотокарточку.
Люда иногда скучала по дому, но билеты стоили дорого, и в Козицы она за год не ездила ни разу.
Хорошая жизнь кончилась, когда Арина ушла со своего места и у Люды появилась новая соседка — Элла. Элла была молодая, наглая, регулярно перебивала у Люды покупателей, ругала ее товар и нахваливала свой. Это шло вразрез с рыночным неписаным кодексом чести, но с Эллой предпочитали не связываться. Она была стерва еще та, плюс ко всему говорили, что у нее есть дружок — милиционер.
Однажды Люда все же не удержалась и сказала Элле что-то резкое. На другой день Элла, глядя Люде в глаза и усмехаясь, опрокинула на ее товар полный термос кофе. Люда опять не сдержалась, вышел скандал. Кончилось тем, что Люда сунула тщедушную Эллу головой в лужу. Размазывая потеки грязи по лицу, Элла пообещала, что Люда ее еще попомнит.
Под вечер к Людиному боксу подошли трое парней в милицейской форме — поговорить. Итогом этого разговора, вспоминать который Люда до сих пор не могла без содрогания, стали синяки под ребрами, разбитая губа и предупреждение: никогда больше на рынке не показываться. Напоследок парень, который, судя по всему, был Эллиным другом, плюнул на корчившуюся в углу Люду и пригрозил, что, если она еще раз появится на рынке, ее бокс сожгут, а саму — в асфальт закатают.
Тамаркин жених сказал, что ему проблемы с милицией не нужны, и велел Люде искать другую работу.
Люда согласна была работать кем угодно — хоть дворником, хоть поломойкой. Но оказалось, что должность дворника — престижная и почетная, потому что им дают бесплатное жилье, и за то, чтобы тебя
