приняли, надо давать взятку — тридцать тысяч рублей, которых у Люды, само собой, не было.
Полгода она перебивалась случайными заработками, торговала в метро, работала в ночную смену кассиром на автозаправке, но после того, как ей разбили монтировкой стекло и саму чуть не убили, уволилась. Если ее убьют — кто станет кормить маму и Лидку?
Потом Люде повезло — она устроилась официанткой в кафе. Жизнь снова наладилась.
Ближе к лету ей удалось съездить домой, в Козицы. У соседки по комнате был друг — дальнобойщик. Он гонял фуры по всей стране, в том числе — и в Пензенскую область. Соседка уговорила его прихватить Люду в рейс.
Люда двое суток тряслась в кабине фуры, зато доехала до дому почти бесплатно — дальнобойщик с нее денег не взял, заплатить пришлось только за автобус до Козиц.
Дома Люда пробыла три дня.
В огороде созрела малина, мама наготовила картошки со свежим укропом, в доме вкусно пахло деревом и немножко — дымом от печки. Люде было так хорошо, что расхотелось уезжать.
Лидка стала совсем большая и хорошенькая. Свою маму она не узнала, но обрадовалась подаркам. Конфетами объелась так, что живот заболел, плюшевого слона, которого Люда ей привезла, весь день не выпускала из рук, а на ночь взяла в кроватку.
Вечером, когда Лидка заснула, Люда долго сидела с ней рядом, гладила по волосенкам и плакала. Потом они с матерью полночи пили чай и разговаривали.
Люда хотела вернуться, но если она перестанет работать в Москве, то денег не будет, на что жить? Вот если бы купить культиватор и распахать под картошку еще кусок земли — благо, в сельсовете всем желающим предлагают арендовать хоть гектар, хоть два, только обрабатывай… Да не сдавать ее закупщикам в Козицах, а возить на продажу в город… Тогда, пожалуй, можно было бы и в Москву на заработки не ездить.
Люда с мамой долго считали на бумажке, сколько денег нужно на культиватор, на аренду земли, на какую-никакую машину с прицепом, чтобы возить товар в город. Выходило, на все про все требуется минимум три тысячи долларов.
Через несколько дней Люда вернулась в Москву на той же фуре. Теперь у нее была цель: заработать три тысячи, вернуться домой и больше никогда не расставаться с мамой и с Лидкой.
Она откладывала каждую копейку, подрабатывала где возможно, по дороге с работы домой не брезговала собирать пустые пивные банки, чтобы потом сдать их и получить дополнительные двадцать рублей. Но до трех тысяч по-прежнему было далеко.
Однажды, когда стало совсем тоскливо, Люда села на бесплатный автобус, поехала в «Икею», ходила там среди красивых, почти игрушечных комнаток, смотрела на веселых, нарядных и счастливых покупателей (многие были с детками — такими же нарядными и веселыми) и воображала, что она пришла сюда не просто поглазеть, а купить Лидке кроватку с розовым покрывалом.
В съемную квартирку за МКАД, где, кроме Люды, проживали еще пять таких же покорительниц столицы, она вернулась в слезах.
Дома — редкий случай — никого не было. Кто-то из девчонок работал в ночную смену, кто-то уехал навестить родителей, кто-то гулял с парнем. Люда сидела перед телевизором, пила чай и плакала. Пока она плакала, закончился сериал про Кармелиту и пошел сюжет о какой-то семейной паре, которая не могла завести ребенка и наняла специальную женщину, вроде инкубатора, чтобы эта женщина им родила.
Все трое сидели в студии — пара, получившая ребенка, и женщина-инкубатор. Она была молоденькая, пожалуй, Людина ровесница. Она хорошо и подробно рассказывала, как они познакомились, почему она решила помочь супругам и все такое. Но больше всего Люду впечатлила сумма, которую женщина получила за то, что родила ребенка, которого ей даже не придется воспитывать. Двадцать тысяч долларов.
На эти деньги можно купить не только культиватор и взять в аренду три гектара земли. На двадцать тысяч долларов можно все. То есть вообще все. Перестроить дом, завести собственную машину, поехать на отдых к морю, которого Люда сроду не видела. Можно будет сидеть с мамой на берегу и смотреть, как Лидка копается в песке и бегает по голубому мелководью.
Двадцать тысяч долларов — почти ни за что! Ничего не надо делать. Не надо сидеть по ночам на заправке, не надо торговать свитерами на рынке, не надо мыть заплеванные полы и бегать с подносом в кафе. Ты просто носишь чужого ребенка девять месяцев, потом рожаешь его, можно даже под обезболиванием — и все! Двадцать тысяч — твои.
По телевизору сказали, что бездетные пары, которые хотят ребенка, могут обращаться в медицинский центр, и им помогут так, как помогли героям передачи. А если кто готов стать суррогатной мамой — тоже обращайтесь. Центру постоянно требуются молодые здоровые женщины в возрасте до тридцати трех лет для участия в программе «Суррогатное материнство». И название центра сказали, и адрес. Люда его записала.
На следующий день она отпросилась с работы и отправилась по этому адресу.
В маленькой приемной на столике стояли цветы в вазе, мимо ходили медсестры в белых халатах — все, как на подбор, хорошенькие и улыбчивые.
Люде предложили присесть на белый кожаный диван, полистать проспекты и подождать.
Ждать пришлось долго. Сначала Люда просто таращилась по сторонам, стараясь придать себе как можно более независимый вид и не бояться. Хотя чего бояться-то? Ну не разрежут же ее тут на органы?.. Потом все же вытащила из стопки проспектов один, открыла.
С первой страницы улыбались рекламного вида супруги. На руках у них был рекламный белокурый ребенок, больше напоминавший ангелочка. Ниже было написано: «Суррогатное материнство — это уникальная возможность, позволяющая бездетным супругам родить собственного ребенка!»
Авторы буклета поведали Люде, что с помощью суррогатного материнства женщина может стать матерью, даже если она физически не способна забеременеть. Дальше все было очень сложно — про эмбрионы, про какое-то экстракорпоральное оплодотворение, про имплантацию… Но Люда все же поняла, что если ее признают достаточно здоровой, то именно благодаря ей, Людмиле Соколовой, какая-нибудь бездетная семья сможет наконец произвести на свет собственного малыша. И Люда должна гордиться своей ролью. Становясь суррогатной матерью, она совершает очень хороший и добрый поступок, она дарит людям радость отцовства и материнства. Вообще-то Люда не собиралась никому дарить радость материнства. Она, собственно, об этом и не думала даже. Но если им так хочется — ладно. Подарит она им радость материнства, жалко, что ли? За двадцать тысяч долларов и не такое можно подарить.
Когда ее пригласили в кабинет и спросили, почему она хочет стать суррогатной матерью, Люда так и заявила: хочу, мол, подарить кому-нибудь радость материнства.
В кабинете, где с ней беседовали, по стенам висели какие-то дипломы, плакаты про детей, фотографии и картины. Особенно Люде понравилась одна.
Женщина, которая с Людой беседовала (на бейджике было написано: «М.А. Сергеева, зав. отделением»), проследив ее взгляд, улыбнулась.
— Это копия фрески из одного индийского храма, — объяснила она. — Здесь изображено зачатие Махавиры. Первый случай суррогатного материнства. Знаете, когда это произошло?
Люда не знала.
— Почти три тысячи лет назад, — с гордостью заявила М.А. Сергеева, как будто зачатие Махавиры было ее личной заслугой. — По легенде, великий герой Махавира случайно был зачат в чреве женщины низкого сословия. Царь богов Индра повелел перенести плод женщине, достойной родить Великого Героя. На фреске изображены две полулежащие женщины: одна из них — Девананда, жена священника, в чреве которой был зачат Махавира, другая — королева Тришала, которой он был пересажен. Перенос эмбриона был осуществлен божеством с оленьей головой, Харинегамешином, вон он, в центре композиции. Как гласит легенда, плод был взят сквозь матку и пересажен в чрево другой женщины с величайшим искусством.
Люда терпеливо выслушала и про Махавиру, и про всех остальных. Потом она долго отвечала на вопросы для анкеты.
Наконец М.А. Сергеева дала Люде кучу направлений и велела отправляться на второй этаж сдавать анализы.
— Результаты будут готовы где-то через неделю. Если вы нам подойдете, вам позвонят, — сказала она на прощание.
